И даже то, что Сэм копошился в моём ссанье совсем не умаляло его в моих глазах, не делало зашкварником (в конце концов, геи для меня, так или иначе существовали в несколько иных моральных рамках) – даже наоборот, я считал его одним из самых крутых парней, которых встречал.

Это был настоящий триумф воли, трушная преданность делу, истинная, блин, наркомания. Чистая и непредвзятая зависимость. Не то, что у меня…

Пока те двое заигрывали друг с другом на заднем сиденье, я смотрел в окно на ужасно неприглядный район, в котором жил: на эти загаженные дворы, ухабистые дороги и покрытые толстым слоем слякоти неровные тротуары.

Смотрел на эти упирающиеся в мутное небо пятнадцатиэтажные муравейники. На эти одинаковые Kia Rio и Hyundai Solaris, гадая, есть ли среди них те, что были куплены, а не взяты в кредит под человеконенавистнический процент одного из беспринципных банков.

Смотрел на эти многочисленные билборды, с которых на меня в свою очередь смотрели счастливые обладатели всего, что можно законно продать: от залежалых кофеварок и микроволновок до неприлично дорогих для своего расположения новостроек.

Смотрел на витрины закрытых магазинов, каждый из которых норовил втереть тебе какую-то очередную акционную дичь со скидкой в полпроцента от реальной стоимости.

Это мир, в котором дорогие вещи смотрят на тебя с некрасивых пыльных витрин, а ты проходишь мимо них, облизываясь, как облизывается дворовой пёс, проходя мимо мясной лавки.