ГЛАВА 4

Старый город – старейший исторический район Варшавы, где было сосредоточенно наибольшее количество повстанцев. Жестокие и кровавые бои ещё не обрушились на этот спокойный старинный район в полную силу, поэтому многие люди продолжали ходить по своим делам. Время от времени можно было заметить среди групп играющих на улице детей, спешивших в магазин женщин и старичков, выгуливавших своих шерстяных питомцев отряды повстанцев, одетых во всё, что угодно, что удалось взять у немцев: военные каски, сапоги, шинели. В руках – что попало, лишь бы стреляло, так как оружия катастрофически не хватало на всех. Но самым главным атрибутом для каждого была бело-красная повязка на руках или на касках.

Повсюду из окон висели бело-красные флаги, неспешно ездили редкие автобусы и трамваи. И баррикады. Их сооружали из всего, что можно было – в ход шли доски, старая мебель, тележки. Крепкие парни и мальчишки разбирали на камни брусчатку и выковыривали тротуарную плитку железными ломами и кирками.

Центром Старого города служила широкая рыночная площадь с ресторанами, кафе и магазинами, которая была самой оживлённой. Кто-то даже умудрился повесить испорченный портрет Гитлера прямо на трамвайные провода.

Во дворах ежедневно проходили собрания и совещания. Целыми ночами напролёт люди разбирали стены в подвалах и рыли подземные ходы.

Через два дня, после начала штурма Воли, повстанцы узнали обо всех зверствах, которые сотворили отряды дирлевангеровцев – специального полка СС, набранного из заключённых немецких тюрем и концлагерей. Немцы специально отпустили одного повстанца, чтобы он рассказал о том, что случилось в Воле 5-6 августа. Паренёк с неподдельным ужасом рассказывал, как немцы расстреливали больных в госпитале и выбрасывали их еще живыми из окон во двор. Эсэсовцы проводили карательные рейды по домам, грабя и убивая всех, кто попадался под руку. Некоторых, недобитых, живьем сжигали вместе с трупами. Всех бросали в общую груду. Счёт жертвам шёл на десятки тысяч варшавян – и это только за эти пару дней!

Люди со страхом и обеспокоенностью слушал все эти рассказы. Они понимали, что восстание уже провалилось. Но после всего услышанного каждый боец только ещё крепче сжимал в руке оружие и готовился отомстить за все зверства. Они были готовы отдать свои жизни за свою страну, за свой родной город.

С 11 августа дирлевагнеровцы начали штурм позиций у Старого города, и ожесточённые бои продолжались до самого конца месяца, пока оборона повстанцев не начала разваливаться.

Тадеуш устало чистил затвор своей трофейной немецкой винтовки. Уже на протяжении двух недель восставшие отбивали яростные атаки немцев, но силы были на исходе. Он уже и забыл, когда в последний раз нормально спал – постоянно приходилось сталкиваться с авианалётами, обстрелами и диверсионными вылазками. От Стефана до сих пор не было никаких вестей, и никто не знал, жив ли он вообще, или уже нет.

Вишневский посмотрел на беседующих в стороне Беату и Кассию. Впервые за долгое время он снова чувствовал отцовскую ответственность за этих двух девушек. Особенно за Беату. Он понимал, что не может допустить, чтобы с ней что-то случилось, даже ценой своей жизни.

Тадеуш улыбнулся, когда Беата помахала ему в ответ и подбежала к нему.

— Я передала Ваше послание, как Вы и попросили, — отчиталась она. Но как только она собралась убежать дальше по своим делам, Тадеуш нежно взял её за руку и остановил её.

— Посиди немного здесь, — попросил он, откладывая в сторону винтовку.

Девушка с удивлением присела на стоящую рядом немного разбитую лавку.

— Расскажи мне ещё раз о твоей семье, — попросил Вишневский. – Я так сильно соскучился за своими, а от твоих рассказов мне становится намного легче.

— Вы уже столько раз слышали, — засмущалась девушка. – Наверное, лучше меня всё знаете.

Тадеуш устало облокотился на груду красных кирпичей и закрыл глаза.

— Мой отец, — начала Беата, — как Вы уже знаете, очень серьёзный и строгий человек, но он часто разрешал мне играть у него в кабинете в полицейском участке, когда я была маленькой. Как сейчас помню, когда однажды я спряталась у него в шкафу, а он делал вид, будто не может меня найти. А потом как распахнёт дверцу, как схватит своими крепкими руками и как подбросит аж до потолка – мой визг, наверное, был слышен во всём участке! А затем он надел мне на голову свою полицейскую фуражку (которая была настолько большой для меня, что сползла прямо на глаза) и поставив перед зеркалом сказал: «Когда-нибудь ты станешь совсем взрослой и будешь помогать другим людям. Может, тебя забросит даже на край света, но мы с мамой всегда будем любить тебя. Никогда не забывай этого». А я тогда рассмеялась и ответила, что хочу стать как мама и работать с бумажками. Кто бы мог подумать, что меня действительно закинет в самый центр войны так далеко от дома….

— А мы с девочками любили гулять по набережной Темзы каждую субботу, — погрузился в свои воспоминания Тадеуш. – Помню, как-то раз, мы запускали воздушного змея, и он, представляешь, случайно упал прямо в реку! Моя младшенькая, Элизабет, так расстроилась, что начала плакать, поэтому мне пришлось лезть в холодную воду, чтобы достать змея. А это, на минуточку, была середина ноября! Но радость и счастье моих девочек стоило того.

— Да, семья это хорошо, — печально вздохнула девушка.

Вдруг, послышался резкий и пронзительный визг, после чего ехавший на дороге автобус с грохотом взорвался. Раздался ещё один взрыв – снаряд угодил прямо в здание, которое не выдержало очередного обстрела и сложилось, как карточный домик.

— Артобстрел! – от криков и взрывов Тадеуш подскочил на ноги. Инстинктивно, его глаза стали судорожно искать укрытие. Вместе с Беатой, не найдя ничего лучше, они прижались к разбитой брусчатке рядом с лавкой как можно ниже, прикрыв голову руками. Бежать куда-либо в поисках лучшего укрытия не было смысла и возможности. Давка. Паника. Люди в панике ищут спасения и молятся. Грохот. Вой падающих снарядов. Страх и ужас опустился на оборонявшихся.

Благо, артобстрел продолжался не долго.

— Сейчас пойдут! — Тадеуш схватил винтовку и залез на баррикаду, чтобы приготовиться отражать очередную атаку. – Беги к Кассии и готовьтесь принимать раненных!

Всю баррикаду и окна зданий заполонили вооружённые повстанцы в ожидании боя.

— Танки! – прокричал сверху из окна мальчишка лет восьми в немецкой каске.

— Эти гады прикрываются гражданскими! – прокричал другой парень, указывая на улицу.

В четырёх сотнях футах вверх по улице показалась немецкая «Пантера». На её бортах спереди и по бокам сидели женщины, старики и дети, а впереди шла ещё шеренга гражданских прямо на повстанцев, чтобы те стреляли в этих несчастных. Кто-то нес перед собой потёртый чемодан, несколько мамочек несли своих чад на руках. А за ними шли немецкие солдаты с винтовками наперевес.

Одна из женщин с маленькой девочкой на руках внезапно бросилась вперёд, пытаясь сбежать, но её пристрелил один дирлевагнеровец из своего автомата. Остальные в ужасе закричали и завопили, некоторые попытались также сбежать. Началась бойня. Какая-то женщина споткнулась об упавший клетчатый чемодан и оказалась прямо под гусеницами танка…

— Нужно помочь им, пока их всех не перебили! – прокричал Тадеуш, и, прицелившись, выстрелил.

Один из немецких солдат, сидевший на броне танка, упал вниз на брусчатку. Винтовочные и пистолетные залпы, автоматные и пулемётные очереди зазвучали из-за баррикады. Поднялся оглушительный грохот и пальба. Стреляли с крыши, из окон, из-за трубы, деревьев, разрушенных стен. С пронзительными криками «Ура!» (причём многие на разных языках), немецкие солдаты бросились в атаку.

Рядом с баррикадой образовалась глубокая воронка от снаряда, выпущенного из танка. Стоящий сбоку дом вспыхнул огненным столбом. Из окон начал валить чёрный дым, а затем показались и языки пламени.

Повстанцы еле успевали перезаряжаться, а враги всё наступали. Улица была усыпана десятками убитых и раненных, по которым, даже не разбираясь, ползли танки, оставляя за собой кровавый след на брусчатке.

— Подпустите танки поближе и закидайте их бутылками! – скомандовал Тадеуш и схватил лежащую рядом в ящике бутылку с зажигательной смесью.

Первая пантера, разогнавшись, врезалась в баррикаду, но как только машина попыталась сдать назад, в неё полетели бутылки и гранаты. Отъехав на пару футов назад, танк остановился. Из башенного люка начали вылезать экипаж, задыхаясь от едкого чёрного дыма и копоти, но каждого настигла меткая пуля повстанцев.

— Пан Вишневский, на соседней улице нужна помощь! – маленький парнишка в коротком измазанном комбинезоне схватил мужчину за рукав.

— Вислав, Матеуш и Любомир, — Тадеуш пытался перекричать пальбу и взрывы, — со мной на правый фланг вместе с пулемётом!

Но было поздно – из-за угла стали выбегать немецкие солдаты и почти что с тыла начали стрелять по восставшим. Любомира первого сразило прямо в голову, Виславу попало в грудь. Тадеуш схватил брошенный рядом трофейный немецкий пулемёт и побежал к автобусу, который стоял подбитый посреди широкой улицы.

Забежав вовнутрь, солдата чуть не вывернуло наизнанку. После попадания снаряда, в переполненном автобусе осталась лишь груда разорванных на части останков людей, ехавших в нём. Тут, наверное, было с дюжину человек, не менее. И теперь они представляли собой окровавленную массу изуродованного мяса и одежды.

Тадеуш положил пулемёт в разбитом окне снаружи автобуса и начал стрелять по переулку, из которого продолжали выбегать немцы. Он отстреливался до тех пор, пока не кончились все патроны, но благо в этот момент к повстанцам прибыло подкрепление.

— Очередная победа Войска Польского над оккупантами! – прокричал кто-то из подоспевших на помощь оборонявшимся, и все остальные одобрительно прокричали «Ура!» в ответ, размахивая оружием.

Отбросив ещё дымящийся пулемёт, Тадеуш опустился на землю рядом с автобусом. Он почувствовал боль в руке и увидел на рукаве кровь. Но то ли из-за адреналина, то ли из-за смертельной усталости, он даже не чувствовал никакой боли, а лишь устало запрокинул тёмно-серую от копоти и пороха голову и закрыл глаза.

К нему подбежала встревоженная Беата и принялась обрабатывать рану.

— Всё в порядке, — еле простонал пан Вишневский, не открывая глаз, — это всего лишь царапина.

— Вам действительно повезло, что пуля не задела кость, — начала причитать девушка, перевязывая бинтами его руку.

— С Кассией всё в порядке? – спросил Тадеуш.

Не отрываясь от перевязки, Беата ответила:

— Да, она помогает ребятам с баррикады. Там много раненных.

К ним подошёл немного седой мужчина в польской военной форме 39-го года.

— Это Вы держали здесь оборону? – солдат указал на разбитый автобус.

Тадеуш приоткрыл глаза и посмотрел на мужчину. Тот после непродолжительной паузы отдал честь и сказал:

— Спасибо. Благодаря Вам нам удалось удержать эту улицу.

— Если бы это помогло нам победить…, — угрюмо пробормотал себе под нос Тадеуш.

Дрожащими руками он попытался открыть свою металлическую флягу с водой, но пальцы совсем не слушались. Увидев это, Беата взяла из рук бойца флягу.

— Как люди могут быть настолько жестокими? – тихонько проговорила куда-то в пустоту девушка.

Отпив немного, Тадеуш ответил:

— Все немцы – звери, заслуживающие только одного – смерти!

— Не может быть, чтобы вот прямо все! Это же не возможно! – возмутилась Беата. — Хоть кто-то ведь должен быть милосердным, ну, или хотя бы с честью…

— Я не встречал ещё ни одного немца с честью, — отмахнулся Тадеуш, вытирая рукой мокрые губы. – А вот безжалостных убийц – полно.

— А как же оберштурмфюрер Каспар фон Майер? Мне он показался таким заботливым и вежливым.

— А вдруг днём он джентльмен, а ночью беспощадный убийца, который выслеживает и убивает невинных людей? Ты же не знаешь его! К тому же он из СД, а они известны своими погромами и арестами. Они же ведь эсэсовцы!

— Вы не думали, что они это не по своей воле делают? Они же ведь простые солдаты!

Последняя фраза разозлила Тадеуша и он взорвался.

— Просто солдаты? Да они первыми развязали войну! Сколько из-за них умерло невинных людей, скольких они убили самыми жестокими образами. Везде, куда ступила нога немецкого солдата, текут реки крови, насилия и грабежей. Разве ты уже забыла тех несчастных из гетто? Нормальный человек никогда такого бы не сделал!

— Но…, — попыталась оправдаться девушка, но солдат в гневе продолжал.

— Я слишком много потерял на этой проклятой войне! — голос мужчины стал громче и более устрашающим. – Я устал видеть смерть вокруг, Беата! Устал от этой бессмысленной бойни! Устал хоронить своих друзей, близких….

Его голос прервался. Было видно, что он сильно разволновался.

Беата только хотела узнать, что случилось, но её прервал какой-то паренёк.

— Самолёт! — звонко прокричал он, указывая своей ручонкой в небо.

— Ещё один налёт? – испуганно спросила девушка, крепче сжимая свою полупустую медицинскую сумку.

— Не похоже, но…, — Тадеуш приподнялся, чтобы лучше рассмотреть быстро приближающийся самолёт. Но тот начал резко снижаться, пока не достиг высоты верхушек многоэтажек.

«Ложись!», — только успел прокричать Вишневский своим хриплым голосом, когда самолёт с гулом и треском пролетел над ними. Но взрывов бомб не последовало.

Беата первой подняла голову, чтобы осмотреться.

С неба дождём сыпались бумажки, вместо бомб. С облегчением повстанцы поднялись с земли и начали рассматривать упавшие листовки.

— Они призывают нас сдаться, — подняв одну из них, прочитала Беата вслух. – Всем, кто сдастся, обещают надлежащее отношение и еду.

— Ну да, ну да, — недоверчиво фыркнул Тадеуш.

— А может хотя бы гражданских увести отсюда? Так они хотя бы будут в относительной безопасности, – девушка посмотрела на него, но столкнулась с решительным и суровым взглядом солдата.

— Уж лучше пусть они погибнут под завалами, чем в концлагерях, — грозно ответил он.

— Но вы же не вправе решать за них! – неожиданно для себя гневно прикрикнула Беата.

Вишневский на мгновение опешил от такого, но придя в себя, указал пальцем на девушку и свирепо процедил сквозь зубы:

— Ты здесь не пробыла и месяца, а уже думаешь, что самая правильная?! Тебя отправили сюда просто понаблюдать за тем, как тысячи отдают свои жизни ради победы над нацистским зверем! А я, между прочим, тут уже несколько месяцев работаю не покладая рук, постоянно находясь в опасности. Трижды чуть не попался в руки СД и полиции, однажды даже был ранен – и ты мне сейчас будешь рассказывать, как лучше поступить?! Ты здесь никто – просто наблюдатель!

Последние слова особенно задели девушку. Её глаза наполнились слезами.

— Между прочим, — всхлипывая, произнесла Беата, — я здесь только по своей воле и никто меня не направлял!

Она резко развернулась и побежала прочь, вытирая рукавом слёзы на щеках.

— Беата, постой! – окликнул её Тадеуш, понимая, что наговорил лишнего, но девушка даже не обернулась.

Вишневский вскочил на ноги, чтобы побежать за ней, когда в воздухе прозвучал продолжительный оглушительный свист и скрежет, который через секунду превратился в жуткий, громовой взрыв, сотрясающий всё вокруг. От такой силы затряслась земля так, что все, кто был на улице, попадали с ног. Одна из стен полуразрушенного здания недалеко от них не выдержала сверхмощной ударной волны, и сложилась пополам, упав и рассыпавшись прямо на дорогу. Взрыв прозвучал где-то вдалеке, но он был такой силы, что показалось, как будто здесь пронеслись тысячи товарных составов.

Тадеуш попробовал подняться. В голове стоял гулкий звон, а из ушей текла тонкая струйка крови. Мужчина поднял голову по направлению к взрыву и увидел, как непроглядная рыжая стена пыли надвигается прямо на него. Он едва успел закрыть лицо рукой, как этот поток покрыл всё вокруг.

Спустя несколько минут, люди начали потихоньку подниматься на ноги.

— Что это такое было? – в ужасе изумлялись все вокруг.

Тадеуш, наконец, встал на свои ноги и обтрусил волосы. В ушах продолжало режуще звенеть.

«Беата!», — вдруг вспомнил он и бросился вниз по улице, куда убежала девушка.

Он нашёл её лежащей на брусчатке без сознания, с разбитой головой и всю покрытой бурой пылью. Как можно осторожнее, мужчина поднял девушку на руки и, что было сил, побежал к госпиталю….