Доктор не спал, он ожидал Сирену и думал: «Интересно, расскажет или нет»? а она думала: «Знает или нет»? и оба промолчали. С чердака доктора, где стоял телескоп, имелся роскошный вид как на звезды, так и на Васину беседку, и весь процесс реанимации был виден невооруженным глазом лучше, чем яркая сторона луны в телескоп, и к тому же интересней для наблюдателя.

  Надо сказать, что доктор и Сирена не были любовниками в общепринятом смысле этого слова. Да, иногда они спали вместе, но если для Сирены это было живой реальной частью жизни, то доктор эту жизнь по большей своей части наблюдал и как-то старательно в ней не участвовал. Порой эта жизнь и его цепляла, и даже злила, но и на злость свою он потом смотрел со стороны и приживаться ей не позволял. Так и тогда, когда оторвавшись от телескопа доктор увидел всю медицинскую неприглядность последнего акта реанимации соседа, он, конечно, ощутил знакомые уколы ревности, и даже разозлился, но потом, по привычке отправив все эти язычки пламени в сектор наблюдения, как всегда подумал, что ничего нового, все это уже было, а стало быть все это имеет своё право на жизнь и ко мне уже мало относится, и кто я собственно такой, чтобы мешать, либо осуждать.

  В свои далеко за пятьдесят, он был красив и по-прежнему притягателен, а его природная интеллигентность, начисто потерянная нынешним поколением мужчин, всегда неотразимо действовала на женщин, ошибочно полагавших его легкой добычей. Он уже давно не был ни добычей, ни охотником. Помимо этого, музыкант и алкоголик Вася ему был даже симпатичен и чем-то напоминал его самого раннего, когда-то тоже сильно пьющего и поющего.