Впрочем, даже если пульт оставался в ее ведении, Леночка не знала, что включить. Да и стоит ли?

-Ничего там нет интересного, одни убийцы да маньяки с призраками. Дурь! А здесь правда жизни! – говорила странная смесь Людмилы Николаевны и мамы.

                И Леночка смотрела.

                Равнодушно она жила. Также равнодушно читала книги. У нее не было интересов. Она не понимала ни Катьку, что ходит на кружок каких-то физико-математических задач, ни Димку, который стал ей противен и еще более непонятен со своей гитарой, ни Светку, что каталась на коньках, ни Петьку, что планировал идти в профессиональную школу атлетики…

                Она не понимала никого, не понимала простого «зачем»? и сторонилась всех.

                А эти же «все», чувствуя ее неприязнь, в ответ сторонились ее, не понимали и не желали понять. Да и опять же – им это было «зачем»?

***

                Была у Людмилы Николаевны еще одна жизненная отдушина. Такая же скучная и однообразная, частая и устоявшаяся – соседка Роза. Именно Роза и без отчества.

                Роза – женщина самых неопределенных лет: по рукам тридцать пять, по глазам за пятьдесят, была из той породы женщин, что либо выхватывают во времена своей молодости удачный билет, либо потом поддаются в философские рассуждения о том, что жизнь – лотерея, учат жизни других и всегда снисходительны.

                Вот и Роза – в прошлом существо почти интеллигентное, а ныне чуть обрюзгшее, поддержанное множеством кремов из всяких когтей лемура, снисходительно принимала у себя Людмилу Николаевну. Роза относилась к породе философов, верила, что все еще в ее жизни будет, ярко красилась, превращая себя в нечто неживое, и пила…