Хозяин рабыни, толстый торговец, укутанный в дорогие одежды, но выглядевший при этом неряшливо, стоял на помосте и кивал головой, подтверждая слова вещателя. В толпе многие соглашались с обвинениями, летевшими с помоста, на лицах других был тот же страх и сочувствие девушке.

Она стояла на помосте, гордо вскинув голову; она молчала, но боялась – и это было видно. Страх витал в воздухе. А ещё… Креэйван, поймав её взгляд, совсем мимоходом, понял — она знает, что живой с помоста не сойдет.

Девушку привязали к столбу лицом, вполоборота к толпе, чтобы все, кто был здесь, в основном, рабы, знали, что их может ожидать.

— Двадцать ударов!

По толпе прокатился ропот: «Двадцать?»

— Чем же ты, бедняжка, не угодила этому подлецу? – Уска нашёл в увеличивающейся у помоста толпе своих разбойников. Рядом с ним был могучий моракеш, который так поразил Крэйвана своей силой.

Крэйван смотрел на девушку. Альфийка. И не из простого народа. Она гордо стояла перед позорным столбом, но частое дыхание выдавало её страх, который она пыталась спрятать. Это было трудно, потому как толпа, ропщущая и орущая, жаждущая и ненасытная, только увеличивала этот страх.

— Один….

Толпа вскрикнула, а девушка покачнулась, но устояла.

— Два….

Крэйван заметил, как хозяин рабыни скабрезно улыбался.

«Ах ты, старый ишак!»

— Три…

На глазах у девушки появились слёзы, которые она тщетно пыталась проглотить с вырывающимся криком, губы задрожали, а пальцы буквально вцепились в веревку.