Алоизия, Гедеон и Гаде впились в Ламарка тяжелым взглядом. Маркиз не смутился:

-Разумеется, я не одобряю этого, как не одобряю действий… Ронана.

            Опасная пауза ясно дала намек на недовольство самим королём, ведь болтают все: советники и крестьяне, жрецы и бродячее отребье. Но послушал король  именно Ронана. Послушал и слепо доверился. А Ронану легко – он учил своего короля добродетели и истории, учил языкам, философии, астрономии, географии и милосердию. Но разве трон остаётся надолго в процветании за тем, кто имеет в сердце добродетель, преисполнен милосердия и может назвать все реки королевства, которым управляет? Для власти нужно нечто большее – готовность сподличать ради блага народа, выбрать меньшую жертву, принести её и позаботиться об истории.

            Ронан не король, поэтому может жить принципом: с продажными людьми нельзя связываться.

            Но Карл – король. Его принципы должны быть иными. Так почему это понимают все, кроме него?

-Мы все знаем, — медленно заговорил Гедеон, — каковы последствия этого решения. Монтгомери не будут оказывать нам поддержку, мы потеряем часть товаров и торговых путей, не сможем пополнить казну, а дальше…продолжать?

-Не надо, — попросила Алоизия, ещё не отошедшая от удара. Торговое соглашение было в кармане! Карл как-то не препятствовал ему, не выражал удовольствия, но давал относительную свободу. И тут всё накрылось. А виной всему Ронан!