Один день.

Будильник звонит все громче и громче, но я никак не могу открыть глаза. Странный манящий сон не отпускает меня из своих скользких объятий.
— Ты выключишь, наконец? — шевелится рядом со мной заспанный комок, и я с опозданием припоминаю о наличии мужа в моей постели.
Я все еще пытаюсь схватиться за остатки уходящего ночного видения. Супруг злобно сопит, что сильно мешает сосредоточиться.
«ПИП! ПИП! ПИП!» — забыв о приличиях, взывает к моей совести будильник.
«Я хочу еще поспать», — вдруг отчетливо произносит незнакомый женский голос. От неожиданности я резко открываю глаза.
Рука автоматически тянется к распоясавшемуся телефону и отключает звук. Доминик все еще недовольно ворчит.
— Ты слышал? — сдавленно спрашиваю я у разбуженного мужа.
— Конечно, слышал. Он уже минут пять трезвонит, — муж переворачивается на другой бок.

Остаток рабочего дня я провожу, играя в старый, добрый пасьянс «Косынка». Пару раз Фабьян мстительно отправляет ко мне особо жадных клиентов. А я посылаю их гулять даже без предварительного проекта. Точнее не я, а голос, свободно разговаривающий теперь моими губами.
Возможно, так глумится смерть над своими узниками? Или я уже умерла? Или подсознание взбунтовалось от правильности и серости моей жизни? Лучше не задавать вопросов. Ведь, если верить рыжеволосой незнакомке, то у меня остался всего лишь один день.
Около пяти вечера Дора, виляя своими идеальными бедрами, подходит к моему столу. Я неохотно сворачиваю игру. Коллега заговорщицки мне подмигивает.
— Гретта, ты пойдешь сегодня с нами в бар?
— Зачем? — я напряженно прислушиваюсь ко второму голосу, но он предательски молчит.
— Мы вообще-то каждую пятницу ходим отмечать окончание рабочей недели, — включается в разговор подоспевший Барри. — Выпьем пива, послушаем хорошую музыку и обсудим нерадивых коллег.
Я улавливаю в его дыхании запах мятной жвачки и дешевых сигарет.
— Хорошо, пойдем.
Не знаю, была ли это моя инициатива или желание странного голоса. Скорее всего мы обе захотели развеяться.
Доминик, которому я отправила смс, тут же перезванивает.
— Гретта, ты уверена, что ты в порядке? — взволнованно кричит он в трубку. — Когда в последний раз ты ходила в бар? Что все это значит?
— А что нельзя? — дерзко отвечает за меня придуманная девица. — Попробуй запрети.
Доминик, потерявший от удивления голос, сдавленно мычит какую-то банальность про то, что мне пора бы сходить к врачу.
«Я умираю».
Эта фраза из сна могла бы очень заинтересовать любого любознательного психолога.
— Лучше я схожу в бар. Пора мне хорошенько проветриться.
Дора, наглым образом подслушивающая наш телефонный разговор, одобряюще кивает.
Когда мы заходим в темную забегаловку, заполненную полупьяной и весьма веселой толпой, я вздрагиваю от непонятного дежавю.
— Словно кто-то прошел по твоей могиле, — философски замечает голос.
Я вдруг понимаю, что незнакомка знает об этом месте гораздо больше, чем я. Но делиться информацией она явно не желает.
Фред проводит нас к столику у барной стойки и, даже не поинтересовавшись нашим мнением, тут же заказывает 4 стопки с яблочной водкой и 4 огромных кружки пива.
Пытаясь избавиться от дрожи, я залпом выпиваю свой первый шот. Дора с уважением смотрит на меня, затем повторяет мой отчаянный жест. Барри налегает на пиво.
После трех стопок, я внезапно расслабляюсь. Прошу у Доры сигарету, чем заслуживаю непонятное уважение всех собравшихся коллег. И даже то, что я нещадно кашляю после первой настоящей затяжки, не уменьшает их радости.
— Мы и не думали, что ты такая крутая, Гретта, — слегка заплетающимся голосом говорит Фред. — Почему ты раньше с нами никогда не выходила?
— Вы никогда и не звали, — обиженно отзываюсь я, запивая внезапную горечь хорошим глотком янтарного пива.
— А сейчас будет самое интересное, — вдруг просыпается в моей голове притихший в последние полчаса голос. —Приготовься.
Свет в зале внезапно приглушают, оставляя яркий луч лишь на небольшом подиуме. Музыка звучит громче, и я внезапно узнаю песню Ланы Дель Рэй. Почему внезапно? Потому что я НИКОГДА ее раньше не слышала, я в этом совершенно уверена.
На сцену выскакивает тонкая, яркая брюнетка. Ее тело почти не закрыто одеждой, двадцатисантиметровые каблуки сияют магическим светом. Она с легкостью запрыгивает на шест и начинает медленно крутиться в такт грустной мелодии, сбрасывая по ходу дела кусочки немногочисленных одеяний.
— Оооох, — испуганно выдыхаю я, отпивая еще пива. — Это стриптиз?
По хитрому сиянию глаз Доры, я понимаю, что коллеги очень надеялись меня шокировать. Фред кивает:
— Красивая, правда?
Я долго и тщательно проглатываю вязкую слюну. Мои пуританские взгляды в нашей скромной компании никого особо не волнуют.
— А говорят, что они не только танцуют. Если сдружиться с хозяином бара, то девчонку можно купить на ночь, — подливает масла в огонь Барри.
— И это, к сожалению, чистая правда, — тихо отзывается голос в моей голове.
Я испуганно вздрагиваю.
Восхитительная брюнетка, те временем, завершает свой обнажающий танец и с легкой улыбкой уходит в неприметную дверь.
Я молчу. Лишь курю очередную сигарету. Руки покрываются «гусиной» кожей.
— Ты в порядке, Гретта? — несмело спрашивает Дора.
Я киваю. Почему мне так плохо? Так страшно? Так холодно?
— Здорово мы с тобой сегодня развлеклись, — грустно шепчет ставший за этот день родным голос.
Я киваю.
— А сейчас нас порадует необыкновенная Елена, — радостно кричит бармен.
Она идет к подиуму медленно. Величественно. Я сразу узнаю длинные рыжие кудри и зеленые глаза. Я уверена, что знаю ее, знаю ее голос, ее повадки, ее желания. Я уверена, что она – это я.
Стриптизерша скидывают длинный красный шелковый халат, обнажая свою золотистую от загара кожу и подтянутый живот. В страшном волнении я вскакиваю из-за стола, проливая остатки пива на свою любимую юбку. Дора с Фредом удивленно пялятся на меня. Барри же поглощен шоу Елены. Она умело карабкается на шест, откидывает назад свои прекрасные волосы и встречается со мной взглядом.
Я вдруг чувствую, что падаю. Падаю в бездну. День закончился. Она ведь предупреждала. Я умираю.
***
Я открываю глаза. В горле першит, а голова кружится так, словно я еду на карусели. В полутемной подсобке невероятно душно. Ларсон протягивает мне стакан воды.
— Елена, ты в порядке?
Я с жадность пью, чувствуя во рту неприятный привкус железа.
— Ммм… Не совсем. Что случилось?
Ларсон пытается сдержать насмешливую улыбку.
— Ну, ты вообще выдала номер. Залезла на шест, раскрутилась и вдруг… У тебя руки заскользили. Ты съехала по трубе, приземлилась со всей дури на пятую точку.
— Ай! — я вдруг понимаю, что вышеупомянутая точка, и правда, отдается болью.
— Люди в зале аж перепугались. Одна тетка, так соскочила со своего места, вся облилась пивом. Ну, или она просто напилась…
Яркое воспоминание о бежевой юбке заставляет меня вдруг поморщиться. Я широко открываю глаза.
— Поздравляю, ты настоящая профессионалка. Даже съехав с двухметровой высоты и ударившись об жесткий пол своей, извини, несчастной попой, ты что-то еще оттанцевала. Будто так и было задумано. Сняла трусики и по-быстрому ретировалась… Ты вообще что-нибудь помнишь?
Да. Что меня зовут Гретта и у меня никчемный муж, никчемная работа, два никчемным ребенка и вообще никчемная жизнь. Я испуганно провожу рукой по волосам, нащупываю незаметные заколки, держащие накладные рыжие пряди. Меня это почему-то успокаивает.
— Я же говорил тебе, чтобы ты не пробовала наркотик перед выступлением?
Я виновато киваю. Мой кошмарный сон. Словно вспоминание из другой жизни. Мы сидели у него в баре пару часов назад. Он спросил, как у меня дела, а я ответила, что умираю. Еще бы, в прошлую ночь пришлось обслуживать сразу трех клиентов, а кокаин закончился еще неделю назад. И тогда незаменимый бармен Ларсон дал мне новый наркотик и сказал, что он мне поможет. Только не нужно пробовать его перед выступлением, а то крышу снесет. Чертовски прав был наш бармен. Крыша, грустно хлопая черепицей, улетела в дальние края.
— Как называется то, что ты мне дал сегодня? — тихо спрашиваю я, потирая горящую попу ладонью.
— «Паради». Отличная вещь. Привезли из Доминиканы. Получше кокаина будет, — он подмигивает мне.
Я киваю. Еще какая отличная. За час я прожила день жизни какой-то придуманной Гретты. Очень бодрит. Особенно, когда твое существование тебя по-настоящему утомляет.
— Так ты покупаешь? — деловито интересуется Ларсон.
Я думаю о Доминике, Кэрри и Александре. И о том, что Гретта, какой бы выдуманной она ни была, так и не поняла своего настоящего счастья в мелком сером быте будних дней. Я думаю о том, что за всю свою жизнь я никогда не пекла блинов и не водила машину. Я думаю и о Фабьяне и его вытянувшемся лице. И о том, что чертовски хочется курить.
Ларсон улыбается. Он уже знает ответ.
***
Когда я, ведомая очередным клиентом, выхожу из бара, то вижу ту самую женщину в бежевой юбке. Такое знакомое, родное лицо.
Я схожу с ума?
— Дора, — говорит она своей собеседнице, крутя в руках потухшую сигарету. — Ты даже не представляешь, что я сегодня пережила.
Ее бежевая юбка залита пивом, и она все время бросает в мою сторону затравленный взгляд.
— Что, Гретта? — лениво спрашивает ее коллега.
— Я не помню, — испуганно отвечает толстуха. — Я ничего не помню.
Зато я помню все. В мельчайших деталях.
Жесткая рука клиента тащит меня вперед. Я сжимаю в кармане куртки пачку таблеток «Паради», любезно предоставленных мне барменом. И почему-то глупо улыбаюсь.
Я вовремя останавливаю себя, чтобы не задать вопрос о странном голосе.
Показалось? Странно, конечно. Но еще более странным кажется мне тот факт, что сегодня ночью в закрытые двери моего подсознания постучался яркий, красочный кошмар. Я уже лет десять не видела снов (или просто их не запоминала?). Итак, зачем? О чем хотел сказать мне мой мозг, когда придумывал извращенное сновидение?
Я привычно накидываю халат и плетусь на кухню, дабы «порадовать» себя готовкой завтрака на всю семью.