-И перегрызу, — пообещала Мара, появляясь в беседке, где обе девушки в редкие минуты ее отсутствия сидели за шитьем.

                Эллин не особенно поняла. Вернее, разум, может быть, и принял откровение Анаис, но сердцем…ей было сложно перестроиться под эту странную девушку, которая зачем-то читала памфлеты  и знала разговоры крестьян. Но что-то торжественное, похожее на преклонение перед непонятным, зародилось в ней. Про себя Эллин решила, что Анаис очень умна и следует слушать ее, о себе осталась мнения, что титул красавицы ее (Анаис была все-таки более крепкой, не отличалась звонкостью), а Мара…

                Ну втроем веселее!

                Они поддерживали друг друга. Эллин даже смирилась с тем, что Мара служанка и порою забывала об этом напрочь, тоже заговаривая с ней, как с равной…

***

                Годы сплетают своё полотно. Уже стареет король. Подле друга все еще граф Морэ, у которого на плечах теперь еще одна забота: дочь.

                Выросла Эллин в красавицу классическую – тонкая, звонкая, все в ней грациозно и мягко. Как быть? Кому отдать? Какая партия ее ждет?

                И сама Эллин все думает, спрашивает у Анаис:

-За кого тебя хочет отец отдать?

                Анаис только смеется:

-Отец знает, что я своенравная, за его волю не пойду.

-А я бы хотела быть любимой, — вздыхает Эллин. – Вот бы…чудо!

-А как же тот виконт Ленарк? – лукаво, в такт госпоже, спрашивает Мара, вышивая на пяльцах привычными уже движениями какой-то пейзаж.