Слёзы снова потекли по лицу Егора. Прошлое острым осколком сидело в его

сердце и не давало покоя. Лгунов опустил голову и запыхтел:

 -Так, так, так, голубчик. В чём же здесь ваша вина?

 — В…. — Егор хотел было ответить, но его быстро перебил доктор.

 — Нет уж позвольте теперь я скажу, в чём ваша вина! Чтобы не мучиться сейчас, нужно было дело доводить до конца тогда! Вот в этом вы действительно виноваты, а не в коем случае в том, в чём вы вините себя. Надо было не просто унизить её, а буквально вытереть об неё ноги, размазать как последнюю тварь, опозорить. — Не добрый блеск заиграл в глазах Лгунова, будто бы черти стали подбрасывать угольки в закипающее жерло адского вулкана. Но отдать должное доктор тут же опомнился и стал менее резким. — В прочем, не у всех это получается сразу, поэтому вы и здесь, у меня. А, что же с этим, как вы выразились, додиком, стало?

 — Ничего, отживел. Но менты мне тогда кровушки попили. Чуть было не уехал в места, не столь отдалённые, как говориться. Слава Богу обошлось. Я уже потом спустя несколько лет узнал, что заявление на меня, которое этот жук написал, уговорила забрать Алёнка. Она даже тогда, после моего поступка, оставалась всё той же Алёнкой, какой и была всегда — настоящей, в отличии от меня, без капли дерьма в душе.

 — Но постойте-ка! Вы же застукали её можно сказать с поличным, на месте преступления.

 — Да, какое там преступление? Наплели про неё мне с три короба, а я и поверил. Потому как хотел поверить, вот и поверил! Но я почему-то думал плюну ей в лицо при встрече и всё. «Мы разошлись как в море корабли…» Без объяснений и всяких там соплей. Ан, нет, Господь ткнул меня в своё же дерьмо с головушкой! Мне было стыдно, да так, что я потом сильно заболел и если бы опять не Алёнка, мы сейчас с вами не разговаривали. Она меня буквально из петли вытащила своим письмом. А вы знаете, доктор, каково это — стоя головой в петле и раскачиваясь на табуретке, сделать последний шаг? А? Влезть в петлю — дело не хитрое, а вот выбить из-под себя табурет… Я так и не смог. У Алёнки смог выбить, а у себя нет. Она конечно простила меня, потому как не могла иначе, а я так и не простил её, из жалости к себе любимому, что так и не смог выбить ту проклятую табуретку. Вот и живу с этим грехом всю жизнь…