Захотелось ей врезать от всей души, но руки были заняты. Поэтому, смачно плюнула, как научили парни, да, попала прямо в глаз. Вобла визгнула, подпрыгнула и приказала сначала меня выпороть, затем запереть в моей комнате.
Сюда я не заглядывала долгих шесть лет. Ничего не поменялось с тех пор, только обросло пылью. Как только я объявила забастовку, комнату заперли на замок, даже не убирали, оставив, как было. Я провела пальцами по пианино, на котором раньше играла каждый день, оставляя следы. Села на свою кровать, которая была мала и от души расплакалась. Прервала меня Палаша – сестра-хозяйка. Она и те двое стражников заносили ко мне чан с дымящейся водой.
— А теперь пошли вон! – Прикрикнула она на них, запирая двери на засов. – Милая, не плачь! Может оно к лучшему!
Присев рядом, Палаша, гладила меня по плечам, утирала слёзы.
— А, теперь, хватит разводить сырость! Вода остывает, тебя нужно как следует вымыть, дорогая! От тебя и правда попахивает! – Передразнив мегеру, женщина заткнула нос фартуком.
Я рассмеялась. Как же я любила их всех. Каждый, кого я видела с самого детства, проявлял ко мне заботу, оберегал и любил, но никогда не баловали. В моей большой «семье», кто не работает, тот не ест. Поэтому, если уж взялась за бойкот, будь добра исполняй, а не строй из себя кисейную барышню. Именно благодаря их поддержке, я продержалась долгих шесть лет, да, и ещё столько бы смогла, не задумай мачеха этот план.