Все это благолепие закончилось для шоферюги глубокой осенью того же года, когда их добровольческий курсантский батальон выпускного второго курса погрузился на Изюмском аэродроме в «ИЛ-76» и взял курс на полыхающий Южный Кавказ. Перед этим такой же «ИЛ-76» с десантниками упал в Каспийское море недалеко от Кавказского берега по неустановленной причине, не выжил никто и от целой роты осталась лишь вечная память. Пожарный батальон летел в подавленных чувствах в неизвестность. Однако, они все же приземлились через пять часов лету в туманных горах, и проследовали дальше по горным серпантинам на армейских тентованных грузовиках. Через полсуток они были на месте и началась знакомая шоферюге служба в горах. Однако были и отличия. Он к этому времени был знаком с творчеством Франца Верфеля и Женевскую конвенцию о военных преступлениях в ходе военных конфликтов тоже изучил по случаю. Посему на все инструктажи в его голове уже вертелся мысленный ответ: «Но, мон женераль, адмираль и колонель, я конечно понимаю, что вам хочется уйти на пенсию с большими звездами, но у меня задача другая, может я и останусь в этих горах навечно, но не военным преступником и позорное пятно своим потомкам или родне оставлять не собираюсь». Он так думал, потому что дело было серьезное, они попали конкретно, в разборку между двумя народами, причем многовековую, в которую уже впрягались другие силы и простым исполнением уставов было уже не отделаться. К тому же солдатская байка гласила: «Если нет выхода, действуй по уставу». К боевикам этого конфликта шоферюга относился как к малолетним преступникам, потому что они, отринув мудрость своих старших дядей и дедов, прошедших Великую Войну, пытались решать все вопросы простыми, но кровавыми способами и постепенно скатывались в идиотское варварство. А пролитую кровь шоферюга не любил, его еще в первом ПТУ учили избегать ее. Ситуация была просто невероятная для новейшей истории, ни до, ни после этого конфликта пожарников не бросали в лобовое столкновение с боевиками. Следствием этого, как ни печально, последовали эксцессы, вроде стрельбы по гражданским, но их быстро замяли на излете старого режима, не доведя начальство до статуса военных преступников, к счастью для ни в чем не повинных учебных заведений, не по своей воле втянутых в военно-политические игры. Шоферюга тоже однажды с товарищем попал в лобовуху с боевиками, сдаваться в плен он не собирался, потому что, кроме всего прочего, свидетелей боевики в то время не оставляли в живых из опасения всемогущих спецслужб, ведущих свою игру. При численном перевесе один к сорока шансов остаться в живых было немного, но технократический мозг шоферюги  мгновенно подсказал парализовать волю боевиков опасностью жертв среди их родственников. Это было вряд ли гуманно, простите герр Эрих Фромм, но ответственность за фатальный исход ловким лассо повисла на шеях боевиков, они дрожали от ярости, но были принуждены, к тому же, отдать захваченного накануне и уже окровавленного пленного в руки шоферюги и его товарища. После этого фантастического везения, угрозы боевиков свести счеты с шоферюгой, воспринимались последним как детский лепет, чем, по большому счету они и являлись. Это невероятно возбуждающее событие, определило все последующие, как то задержания вооруженных дезертиров, обстрелы постов, изъятия оружия у бандпособников, как заведомо мелкие. И даже попытка прорыва вооруженной банды через позицию блокпоста, подавленная при поддержке танков, уже не воспринималась шоферюгой как нечто необыкновенное. К тому же через некоторое время подошел конец командировки и батальон с редким везением без потерь вернулся в училище.