Он уже минут десять не трогался с места и осматривал улицу. Конечно, он отдавал себе отчет, что занимается ерундой. Что ее тут нет, и быть не может. Ну, никак не может. Но на всякий случай он решил понаблюдать. В конце концов, просто так отдавать свою жизнь он не собирался.
Санек смотрел по сторонам и нервничал. Ее нигде не видно, и это пугало больше всего. Она есть, но ее не видно.
Санек хотел было выйти из машины и осмотреться, но вовремя одумался: там, за пределами машины, он будет как на ладони. И хотя она ходит в очках — она все равно его увидит. Она его учует и явится на это место. А это уже опасно. Очень. Поэтому он сидел в душном салоне, не открывая даже окон, и смотрел по сторонам.
***
Все началось вполне мирно и даже весело. Она приехала в гости к его сестре — Светке. Кто она такая и откуда взялась — хрен пойми. Но она сидела за столом во дворе Светкиного дома и вела себя так, как будто она учительница начальных классов, которая впервые выпила водки и не знала — материться ей или стесняться. Санек с интересом наблюдал за ней минут пятнадцать, а потом ему стало скучно. А зря… Очень скоро происходящее за столом стало принимать интересный оборот.
— А скажи, Марин, что там у меня на работе? — просила гостью Светка, сестра, отложив недогрызенную клешню рака. И все присутствующие тоже отложили еду, стаканы и, как подсолнухи, повернули головы к этой Марине. Что интересно, сама она и не подумала прервать свою трудную работу по разделыванию рака (ну не умела она этого делать, в чем сама и призналась), а просто коротко глянула куда-то в сторону и стала говорить, как будто планы на выходные выкладывала:
— Да нормально все. Есть только баба одна, мешает тебе, подворовывает.
И выложила, как воровка выглядит, как ходит и даже изобразила, как говорит. Никто не засмеялся и даже не попытался подвергнуть сомнению этот бред. Все покивали, посмотрели на Светку (узнала или нет?). Светка подумала, согласилась, что такая баба есть. Все успокоились и продолжили пить и закусывать.
Санек скептически скривился:
— А ты чего, гадалка, что ли?
— Не-а, — буднично ответила странная подружка, — ведьма.
Санек заржал, но через пару секунд понял, что ржет только он. Остальные молчат и смотрят на него как на идиота.
— Смотри, досмеешься! — хохотнул муж Светки и пошел к мангалу.
Остальные ничего не сказали, зато эта Марина уставилась на него в упор, Санек увидел ее глаза. Огромные, навыкате, ему показалось, что они втянут его внутрь. Куда внутрь? Куда?!! На секунду им овладела паника, но она уже отвернулась, отложила рака, вздохнула и взяла стакан с молоком.
Санек поморгал, чтоб прошло наваждение, прислушался к колотившемуся сердцу и, чтоб не убеждать себя, что всё это ерунда, налил только себе водки и выпил.
Потом казалось, что всё и на самом деле ерунда, что это была просто шутка, все же нетрезвые, почему и не пошутить. Все пили, причем эта Марина запивала водку, раков, аджапсандали и вообще ВСЕ молоком. И выглядела абсолютно трезвой. Иногда смеялась. Иногда шутила — и тогда все смеялись. Санек стал привыкать к странно подружке сестры, как вдруг она сказала:
— Тебя часто по голове били? Деревяшкой? Вот тут… — и она ткнула пальцем в его голову.
Санек замер. И глянул на сестру. Светка тоже была удивлена, она перевела взгляд с брата на подружку и с усмешкой покачала головой. Марина заметила реакцию Светки и добавила:
— Не так давно. Меньше года назад.
Сердце у Санька подпрыгнуло к горлу, но он заставил себя беззаботно махнуть рукой и так же беззаботно ответить:
— Да, было месяца три назад, — он потрогал затылок, — даже шрам еще не зажил.
— Дурак ты, вот и получил, — добавила Марина и снова потеряла интерес к Саньку.
— Конечно, дурак, — влезла Светка. — По пьяни и получил. Все там перепились, надо было всех вас сдать — посидели б в обезьяннике, может, хоть что-то в голову бы вступило.
Потом все продолжали веселиться, купались в бассейне, обещали встретиться на неделе еще. И разошлись.
***
Санек еще пару раз в то лето заходил к Светке, болтал и с этой странной подругой, но больше не пытался ничего спросить. Он боялся ее глаз. Утром, после той вечеринки, он пытался вспомнить, как она выглядит — вспомнил не все. Но глаза — вспомнил. Они просто висели в воздухе и следили за ним.
Ничего особенного, просто он тогда был навеселе. И, видимо, она ему не понравилась, видимо, раздражала, поэтому он и запомнил глаза — зеркало души ж.
Прошла неделя — глаза стали исчезать, потом еще неделя — почти исчезли. Санек успокоился. Допился! Может, права Светка, надо ему завязывать бухать? Молодой еще, тридцатник всего, все еще впереди, надо беречь себя.
К отъезду Марины он уже и забыл первый вечер, забыл настолько, что допустил роковую ошибку. И теперь вынужден спасать свою жизнь. Он никому бы не признался, что спасает именно свою жизнь. Засмеют. Но он знал — это она его убивает. Это она превратила его жизнь в кошмар.
***
Светка попросила Санька проводить подругу на автовокзал, посадить в автобус и отчитаться — успешно ли прошли проводы драгоценной гостьи. У самой Светки был заказ у клиента, она никак не могла поехать на вокзал сама. И черт его дернул… Помочь решил! Выслужиться решил перед сестрицей, ну как же, помогала ему, теперь и он готов помочь! Идиот… Ну а чего тут сложного? На такси довезти подругу до вокзала (такси оплатила Светка), подождать автобус (даже билет уже куплен!), проследить, чтобы подруга никак не промахнулась мимо автобуса (ага, она ж идиотка, не умеет пользоваться общественным транспортом!) и спокойно удалиться домой, предварительно отчитавшись о проделанной работе.
Что могло пойти не так? Они приехали на вокзал. До отправления автобуса было еще полчаса. Санек предложил зайти в буфет и взять пива. Она согласилась. Взяли по банке. Открыли. В буфете было душно и мало места. Когда пришли еще несколько человек, Санек предложил выйти на воздух. Сам он к тому времени уже успел выхлебать свою банку и по дороге бросить ее в урну, а она — не успела. Беззаботно держала полупустую банку в руке.
И они вышли. Очень не вовремя: метрах в пяти стоял полицейский. Санек его видел, а она — нет. Санек смотрел на полицейского и понимал, что тот смотрит на пиво в руке Марины. Санек знал, что сейчас произойдет. Что делать? Или сказать ей, чтобы выбросила, или разговаривать с полицией. Еще на работу сообщат… В военную часть… И он смалодушничал.
— Я за сигаретами, я быстро, — бросил он Марине, и юркнул в буфет.
Уже оттуда, через окно он видел, как полицейский подошел к ней, как что-то сказал, указав на пиво, как она удивленно посмотрела на представителя власти, на пиво, в сторону буфета. И пошла за полицейским.
Они шли мимо буфета, и она обернулась, посмотрела прямо ему в глаза. Санек не понял ее выражение лица, но ему показалось, что она смотрела на него час. Она выжгла его изнутри. Хотя он мог поклясться, что она смотрела без выражения. Но он знал: он ее предал, струсил.
В животе стало пусто, затошнило. Он вышел на улицу и минут пять стоял, прислонившись к горячей стене автовокзала. Мимо проходили люди, подъехал нужный им автобус. Санек решил, что это шанс попытался спасти положение. Он почти побежал к опорному пункту, открыл дверь — она еще тут, попытался сказать полицейскому, что он все разрулит, а у нее автобус пришел. Она обернулась на его голос, такая же спокойная, как и раньше, протянула руку и закрыла дверь. Больше он не пытался ничего делать. Просто топтался у выхода на посадочные площадки и курил.
Она пришла минуты через две, увидела автобус и сказала:
— Я пошла. Привет Свете.
И все. И зашла в автобус. Он еще махнул ей рукой, потом решил, что это выглядит смешно, и отошел в сторону. Оттуда, издалека, дождался, когда автобус отъедет, и пошел домой. Светке позвонил и сказал, что отправил ее подругу, что все нормально. Позвонил прямо сразу, чтоб Марина не успела нажаловаться Светке первой. Потому что тревога засела где-то в спине и не отпускала.
Видимо, не успела позвонить, потому что Светка была довольной, никаких признаков раздражения.
Но до самого вечера Санек ждал звонка разгневанной сестры. И с каждой минутой все отчетливей представлял себе, что сказать в ответ на претензии ему будет нечего. А он зависел от Светки. финансово. И не только. Всегда зависел. И всегда шел к ней за деньгами, если что-то случалось. То машину чужую помнет, то рожу…
Он ненавидел и эту Марину, и свою сестру, и полицейского, так не вовремя появившегося у дверей вокзала.
Он говорил себе, что все это фигня, что какая-то тетка чем-то там недовольна… Что ему с того? Что она сделает? Чего он боится? И он не боялся.
Но на сердце и в спине был холод. Как будто он уже слышал приговор.
***
Санек нервно стучал по рулю. По коленке. Снова по рулю. Зачем он вообще тут стоит? С чего он взял, что она тут? Ее тут быть не может! Сейчас март! А она приезжает только летом.
Нет, один раз приехала не летом.
***
Был сентябрь. Лето закончилось, и Сенек выдохнул. Каждый год он с тревогой ждал приезда Марины, ждал неминуемых встреч с ней, но пока удавалось отделаться только минутными разговорами. И то Санек говорил с сестрой. Марина всегда сидела где-то рядом, приветственно кивала ему, загадочно улыбалась и молчала. И с каждой секундой пребывания рядом с ней Санек все больше нервничал, психовал и впадал в панику. И поскорее сбегал под разными предлогами. Ему уже два года удавалось не встречаться с ней на посиделках, шашлыках и прочих неизбежных семейных мероприятиях. Потому что даже минутное ее присутствие заканчивалось ночами бессонницы и хренового настроения. Она как будто держала его на крючке и выжидала момент, чтоб вцепиться. Он ненавидел ее, но сделать ничего не мог. Он боялся. Он никому бы не признался, что боится, но боялся.
И вот это лето прошло. Она не приехала, и Саньку снова стало казаться, что он просто накрутил себя, что надо полечить нервы…
Наступил сентябрь.
Мать болела уже год. Рак. Отношения с сестрой испортились. Эта самонадеянная сучка решила, что только она знает, как лечить мать! Что только она и ее муж-неудачник разбираются, кто хороший доктор, а кто плохой!
Ничего, он, Саня, и его жена показали этой шмаре, кто тут хозяин. Выгнал ее из дома матери.
Выгнал бы навсегда, если бы не деньги. Светка все же хороший кошелек. Можно сколько угодно мечтать, как она сдохнет, но без ее денег тянуть больную раком просто невозможно. Поэтому надо просто дождаться, пока мать умрет, и попереть эту тварь из дома матери навсегда.
Ну, дом, на самом деле, не матери. Дом отца. А значит, можно спокойно брать кредит на имя матери. Ну, не успеет заплатить. Кому до этого есть дело?
Первый кредит что ли. У него их три уже. На бизнес, на машину. И вообще — отдохнуть же тоже надо. Так что идет эта Света лесом — пусть платит, а потом досвидос!
В этом сентябре матери стало хуже: уже не вставала. Санек с женой приехал, привезл лекарства (пусть сестрица видит, какой он заботливый сын, и ВСЕ пусть видят; а то заладили: «Угробил мать! Шарлатанам отдал на растерзание!»), зашли в дом… И Санек остолбенел: на кухне стояла она, Марина. Стояла у окна и смотрела на него. Без всякого выражения. Смотрела, как на муху.
Первым желанием было бежать. Он даже дернул плечом, но сзади стояла жена. И отступать было некуда. Жена, глупая курица, ничего не поняла и прошла в комнату, оставив его один на один с ней. С ее глазами.
Ужас стал вползать в сердце.
А она никак не реагировала.
Просто уйти? Но она может разозлиться! А так-то она не разозлилась, да?
Или сделать вид, что ничего никогда не случалось, и поздороваться? И она подумает, что он издевается, да?
Санек лихорадочно искал выход. Кожей чувствовал, что время заканчивается: кожа заледенела, как будто он уже умер. Ему показалось, что он теряет зрение, все стало блекнуть и подрагивать. Он проваливался в ее глаза.
Кто-то толкнул его. Санек очнулся.
— Привет, — буркнул и, сделав озабоченное лицо, бросился в комнату к матери. И не выходил из нее, пока не убедился, что Светка с этой ушли.
Мать умерла той же ночью. Эта Светкина подруга приехала, потому что почувствовала смерть? Она как ворон, учуяла запах ада и прибыла, секунда в секунду.
На похоронах она стояла всегда где-то рядом так, чтоб видеть его лицо. Или чтоб он видел ее лицо. Она просто стояла и смотрела на него всегда, когда он поднимал глаза. Спокойная, в белой рубашке и светло-зеленой юбке, как будто не на похоронах, а на вечеринке. Она на самом деле выглядела как белая ворона среди всех этих печальных людей. Это было странно и непонятно: к ней подходили родственники, в основном бабки и тетки, как к давней знакомой. Она с ними не разговаривала, просто слушала, иногда кивала головой. Было ощущение, что она тут над всем надзирает. Это бесило. Но как поступить, он не знал. Скандал на похоронах никто не одобрит. Да и он не осмелится скандалить. Единственным было желание, чтоб она ушла. Нет, чтоб она сдохла и никогда не появлялась. Чтоб она сдохла до того, как впервые появилась в Светкином доме.
Санек бессильно сжимал зубы, это выглядело, как будто он сдерживает рыдания. Да, он сдерживал. Но не рыдания. Вой. И желание сбежать. Или убить ее.
Санек все же не выдержал и вылез из машины. Ветер трепал волосы, но не охлаждал. Заныло сердце, и Санек схватился за грудь. А может, все это выдумки? И это не она превратила его жизнь в ад? Может, просто сердечко у него шалит? У мужиков часто такое бывает. Мужики часто даже умирают от этого.
***
Вот после похорон его жизнь и превратилась в ад.
Почему?
Что изменилось? Все вроде шло хорошо. И он уже решил, что сдуру накрутил себя. Что ничего особенного не случилось, подумаешь. Ерунда какая — административный протокол. Не посадили же ее. Может, даже и не оштрафовали. Да если и оштрафовали! Сумма для обиды смешная. Да и вообще — держала пиво? Держала. Оплати штраф. У самой что-ли мозгов нет – поперлась за ним на улицу с пивом.
Так что нечего ей обижаться. И с чего он так решил? Что тревожно? Что глаза ему видятся? Так это пить надо меньше. И сердце от этого побаливает. Идиот!
Вот не сказала же ничего Светке? А Светка чуть ли не облизывала ее! Значит — и не было ничего, не было!
И жизнь стала налаживаться. Развелся с этой дурой, нашел себе женщину красивую, деловую, не стыдно и в люди с такой выйти. Не то, что эта нюня влюбленная. Серая мышь в желе. Еще и ребенка родила, чтоб его привязать. И ипотеку за его счет хотела выплатить, и дом забрать. Наверняка хотела забрать. А смотреть не на что!
А потом эта Оксана! Как же он радовался: и квартира есть, и в бизнесе шарит, и связи есть. И на фиг ему теперь Светка с ее нравоучениями. Ребенка он, видите ли, бросил, алименты не хочет платить, и подозревает, что ребенок не его! Да, подозревает! А что, права не имеет?
Это ему Света была нужна, когда он один был. А теперь у него есть Оксана. Влюбилась в него как кошка, все-таки мужик он видный. Влюбилась… Так он думал. А что с него было взять? Конечно, влюбилась.
И все было с Оксаной нормально: и бизнес замутили, не тот, который у нее уже был, а новый, вместе! И машину взяли. В кредит. На него. Но какая машина!
А потом еще кредиты взяли — на развитие бизнеса. Так это нормально: чтобы идея заработала и стала приносить прибыль — надо сначала вложиться. А потом зарабатывать.
И стали идею реализовывать. С Оксаной.
А потом заболела мать.
А потом приехала она.
Мать умерла.
И все покатилось к чертям.
Он, конечно, подстраховался: взял кредиты на мать, уже смертельно больную. К тому, что уже был, еще два. Небольшие.
А после похорон — еще и на отца. Отец, старый дурак, как телок, поехал с ним в банк и все подписал. Ну как не подписать — сынок же младшенький. Доверчивый папаша так же и документы на дом отдаст.
Это была последняя удача.
А потом понеслось.
Сначала начались проблемы с бизнесом. Никто в этом сраном городишке не хотел каждый день ходить в караоке! Пришлось откатывать и переделывать просто в кафе, без выкрутасов и лишних затрат. Часть оборудования продали — заплатили поставщикам, но только десятую часть! Собственно, кредит за уже проданное оборудование еще не был выплачен. За что теперь он платит деньги? Да никаких денег не хватить платить всем просто так! Нет же прибыли, с которой собирались платить.
Глаза… Он стал плохо спать. Руки тряслись, иногда было страшно даже садиться за руль, он стал вздрагивать от каждого звука.
Помогла шмаль. Сначала шмаль. А потом Оксана подсказала замечательный выход — потяжелее. Это помогло. Он перестал оглядываться на улице, перестал сдерживать вой. Он ожил. Правда, денег не хватало всегда.
Стали звонить из банков. Со звонками он быстро справился — выбросил старую сим-карту, завел новую. Делов-то.
Но эти суки стали звонить родственникам. Светке. А она ему. Вынесла мозг. Он послал ее и велел не лезть в ее жизнь, а разобраться со своей.
Но машину все равно забрали в счет долга. Части долгов.
А потом он застал Оксану с мужиком…
Это было последним ударом. Он потом не мог никак отделаться от этой картины, она крутилась перед глазами, пока он несся неизвестно куда. И где-то в голове у него хохотала Марина.
Он знал, что это она. Она дождалась, когда он только начал жить хорошо — и все разрушила. Она специально ждала! Эта сволочь хотела побольнее ударить! Санек готов был рвать зубами ее горло, готов был душить и бить… Но — где она? Она далеко. Зачем он поехал ее провожать?
Ну и, если честно, он бы не смог ее душить. Она бы не смог даже пошевелиться. Потому что сразу цепенел и терялся. Даже когда просто глаза ее появлялись — цепенел и терялся. В горле появлялся ком, по спине бежали ледяные мурашки, в затылке — тяжесть. И слабость такая, что он не мог сглотнуть.
Он знал, как ее обмануть. Он попытался ее обмануть. ТАКОГО она не ожидает, точно ведь, да?
Он вскрыл себе вены.
***
Но она оказалась сильней. Она не дала ему умереть. Она даже не дала ему потерять сознание — она хохотала и хохотала, а он орал. Он гнал ее и отмахивался, заливая кровью комнату. Так его и застали родители Оксаны. Еще бы не застать — жить-то он продолжал у них.
Вышел из больницы. И стал безработным — из армии поперли.
И снова Света со своими советами! Пусть идет эта сестрица со своими советами к черту!
А она не унимается:
— Пришли мне деньга за кредит, который на отца брал, я сама схожу и заплачу, я за два месяца сама заплатила, но только потому, что тебе не до того было. Отец болеет, из дома не выходит, сам сходить не может. Отцу же пени начислят, совесть у тебя есть? Перед людьми стыдно.
Какая совесть?! Вот кто виноват во всем! Это ее подруга отравила ему жизнь! И она послал сестрицу. Как умел:
— Как ты меня уже задрала своими сплетнями, ходишь, треплешь всем, что и как у меня, Я тебя не трогаю, мне пох… на тебя! И не трогай мою семью, и меня, и отцов кредит не трогай. Как платил, так и буду платить. За собой следи!
Конечно, он добавил для доходчивости красок. Чтоб поняла и отстала. Не отстала.
— Варись в своем говне сам. Еще вчера мне было тебя жаль, и хотелось помочь. Удачи тебе в любви и взаимопонимания в семье…
Это она съязвила так, знает же все про его жену, весь город теперь знает!
— Деньги за кредит за два месяца мне на карту верни и живи в свое удовольствие, — не унималась сестрица. — Больше глупости по оплате твоих долгов я не сделаю. Удачи, брат.
— Сама себе помоги, дура жалкая.
— На себя посмотри, суицидник. Я не меняю номера и не должна половине города
— Ты кинула половину города.
— И кого я кинула?
— Я пошутил, у тебя ума не хватит. Зато я остался с пенсией, домом и почти без кредитов. И худой!
А вот тебе в ответ, сестричка! Дура толстая! Всю жизнь мечтает похудеть и не худеет. Жрать надо меньше!
— И со справкой о невменяемости, — она как и не слышала его издевок. — Удачи тебе. Толстый пока сохнет — худой сдохнет.
В общем, разругались окончательно. А все эта подруга виновата, это она Светку настроила, кто еще? Столько лет Светка помогала — и ничего, не облезла. А тут вдруг на тебе — не угодил братец!
И он врал. Кредитов не убавилось. Почти не убавилось. Его злило, что Светка попала в больное место и отомстил:
— Шмара ты. Твоя подруга в твоей кровати с твоим мужем, поэтому ты и бесишься, недотраханная дура. Мне до сих пор стыдно говорить, что ты моя сестра.
Так тебе, чтоб знала, на кого пасть разинула.
— Это все или еще что-то есть? — спросила сестра и отключилась.
Написать ей, что ли еще что-нибудь вдогонку? Не подружку, так саму сестрицу достать до кровавого поноса.
Он, довольный разговором, швырнул телефон на стол. За спиной что-то упало. Сердце подскочило. Он резко развернулся: там никого не было.
Он еще попытался вернуться к приятным ощущениям от разговора, попытался представить, как Светка сейчас бесится, поливает его матом, жалуется своему придурку мужу, а может даже и всему свету. И своей подружке.
Зря он вспомнил. Она тут же появилась — вот они, ее глаза. Они все больше. Он уже видит темные пятна под глазами, как будто она страдает почечной недостаточностью. Как у него. У него еще и мешки. Но он знает, почему печень и мешки. Но денег нет.
Ничего нет. Семьи нет. Жизни нет.
Эта тварь, Оксана, жена типа, свалила с барменом. Где они, он не знает, даже морду набить не может, ни ей, ни ему. Долгов и кредитов капец сколько. Всё на нем, расписки тоже на нем. Какой же он идиот был, а ведь просто верил, что, наконец, нашел свою судьбу, Оксану, и готов был сделать все, чтоб жизнь наладилась. Хочешь павильон для своего бизнеса — пожалуйста! Хочешь новый бизнес — пожалуйста. А она что? Кинула его.
В доме за неуплату отрезан газ и свет, поэтому живет у ее родителей, а она где-то на квартире. Тварь! Тварь!!
Теперь и со Светкой разругался. А второй сестре, Катьке, пофиг. Ей всегда было пофиг, ни разу не помогла. Там муж, без его ведома она ни-ни. Тоже мне, сестра старшая… На наследство надеется. Ей пофиг, что с Саньком будет. А не знает, идиотка, что Светка уже квартиру отца прибрала!
Да. Это совсем плохо. Он-то надеялся по-тихому переписать дом отца на себя, да и продать. Или за долги отдать, а отец вон у Светки бы пожил. Или у Катьки. Ничего бы с ним не случилось, что там старику надо? Но эта сволочь Светка его переиграла!
И теперь он в полном дерьме.
Хорошо, что не только он. У его жены-предательницы тоже бизнес не пошел: за долги перед поставщиком забрали весь товар. Этот поставщик еще и выкупила у хозяина ларек, в котором был магазин жены. И оборудование выкупил. Сдох бизнес.
***
Санек стоял у машины. Замерз. Сел снова в салон. Машина была не его. Дал бывший сослуживец. Санек сказал, что ему надо барахлишко перевезти в дом. Дал всего часа на два. А не хотел сначала давать. Сволочь.
Машину пора отдавать. Да хрен с ней. Он еще раз оглянулся, никого не увидел и тронулся с места.
Улицы были почти пустыми. Кое-где вдали появлялся пешеход, и тогда Санек вздрагивал. Он был уверен, что она снова приехала не летом. Вот сейчас, в марте. Что она ищет его. Она его унюхала и теперь приближается к нему. И уехать нельзя — потому что откуда он знает, что это он ОТ НЕЕ уезжает? А может, это он К НЕЙ едет? Может, она его приманила? Может, она сети расставила, как паучиха.
Санек ехал медленно. Иногда на глаза нападала пелена, а когда сползала — он видел на лобовом стекле ее. Уже не только глаза. Вокруг он видел темноту. Она погружалась в темноту и тащила его.
Санек ударил по тормозам. Зажмурился, потряс головой. Открыл глаза. Появились и ее глаза. И они были ближе, они были почти вплотную, казалось, что он может достать рукой. Но он не смел, потому что позади глаз все еще была тьма, и он боялся коснуться тьмы.
Надо что-то делать. Он знал, что.
В доме было пусто и холодно. Воняло промозглой сыростью. Это был дом бабушки, тут никто не жил уже больше года. Дом собирались продать, но пока не решили, у кого сколько долей. Родственники переругались, поэтому дом стоит пустой и холодный. Вот на этой кровати умерла бабушка.
Санек сел в кресло. Медлить нельзя. Она сейчас появится, и тогда он скажет ей все. Он доберется до нее! Он потребует оставить его в покое. Но для этого надо себя подготовить.
Шприц был с собой.
Она появилась. Там, в углу, за кроватью покойной бабушки. Теперь глаза были огромными и висели под самым потолком. В комнате стало жарко. Потолок потемнел, темнота стала расползаться по стенам и приближаться к нему.
Шприц в руках дрогнул, но Санек не отступил. Он знал, что она хочет его остановить. Он ей не позволит!
Глаза тронулись из угла в сторону Санька, воздух завибрировал, жара стала нестерпимой. Пот заливал глаза, руки дрожали, Санек чувствовал, что темнота уже коснулась его ног, вползла в сердце. Надо срочно ее остановить! Он рванулся вперед и закричал…
***
— Представляешь, Марин, соседи услышали какие-то крики и рычание. Потом снова крики и вызвали полицию, — Светка держала телефон плечом и, не останавливаясь, резала лапшу. — Там на «скоряке» врач знакомая была… Да, скорую потом полиция вызвала… Он там в углу ковырялся, сказали соседи, что стена вся расцарапана, кровище, ногти обломал совсем. Сидит в углу, плачет и орет одновременно. Еле скрутили, все в угол лезет и орет… Да, обколотый, крыша, видать, поехала. Пока везли в больницу — сердце остановилось. Да, передоз. Ленка, врач, сказала, что пробовали откачать, и даже когда приехали в больницу — еще пытались. Хотя, что уж там было пытаться, много уж времени прошло с остановки сердца-то. В общем, я лапшу на похороны леплю, — Светка вздохнула. — Дураком жил, по-дурацки и помер. Ну, сам себе судьбу сделал. Да, Похороны завтра. Пока, созвонимся.
Подруга за тысячу километров от Светы нажала «отбой», отложила телефон на подлокотник дивана, глубоко вздохнула и закрыла глаза.