Яркий, теплый свет был направлен на Люсю и не позволял видеть зрителей. Только энергия. Она почувствовала её как добрую. Страха не было.
Чем дальше разворачивалось действие, тем проще было в этом жить. Это была маленькая, инфантильная, напуганная Анютка. Её местом был сундук.
Люся легла на него и вспомнила Новикову Люду!, которую она увидела на нем, когда первой пришла на репетицию. Люда полусидела, на шее была веревка, которую Люся с таким трудом с неё сняла. Она была ещё теплая и мягкая, и только ногти посинели.

Потом Люску выводили из шока. Ей принесли водки.
Люду похоронили в её родной деревне, на совершенно отдельном кладбище, как преступника. Веревку бросили в могилу. Её предали презрению. На поминки труппа не осталась.

Люську как током ударило! После смерти подруги она плакала первый раз. Она выплеснула на сцене всю энергию, весь рёв от потери. От памяти, от горя. Внутри себя она посвятила свою игру этой девочке.
Она была без кожи, без одежды, без узды. Полубезумие маленького ребенка было настоящим.
И только потом ей сказали, что зрители тоже плакали.

Когда явление третье второй сцены было закончено, Люсе было все равно успех это или нет.
Силы покидали её. А в памяти была лыжня, и наклонившееся небо.
Кто-то что-то говорил, какие-то люди совали цветы. И только Мастер понимал её состояние. Он больно сжимал её ладонь, как бы говоря: «Потерпи, девочка. Скоро всё закончится».