Жизнь замечательных друзей
Про Люську

Сегодня я открываю рубрику «ЖЗД» (жизнь замечательных друзей).
И это будет серия рассказов о чем-то далеком и дорогом. И почему-то мне хочется, чтобы эта память лежала на бумаге.

Я вспомнила Люську, знакомую мне с детских лет и решила рассказать вам её незатейливую историю.

Люся росла хорошей девочкой. Она была нежная, хрупкая, с зелеными глазами с поволокой. В общем грустные они какие то у неё были. Просто такие глаза.
Она была любима, но только радости от этого было мало. Папа был зависим от алкоголя, мама созависима от папы, а Люська созависима от того и другого. Всю беду они разделили на троих и в общем жили от скандала до скандала, или в ожидании скандала, что-то типо того.

В итоге внутри Люсьен жило 3 человека: Один думал одно, другой делал другое, а третий хотел совсем противоположное. Она мечтала о многом, но по-настоящему хотела только одного- чтобы папа не пил, мама не орала, и чтобы они никогда не хотели развестись.
Вот такое обычное житейское Люськино желание.
Вне дома она реализовывала себя любовью к другим, ощущением признания её таланов и хорошести. Она любила, когда её любят. Имя Лю-да подходило ей как нельзя лучше. Она не умела говорить нет.

Она всем помогала, как будто это было её миссией, никого не огорчала, причиняя всем добро. Девочка с грустными глазами и неуёмной энергией воображала себя лидером и душей всего окружения.

Эта история началась в 1976 году,когда она училась в десятом классе советской десятой школы.

Учитель физики Сергей Николаевич всех называл птицами. Люську тоже.

Он считал, что она потенциально птица высокого полета, но ленивая. Поэтому летает низко. И он решил воспитать её. Метод был прост – в лучшем случае он ставил ей двойки или тройки , а в худшем случае весь урок она стояла у окна. Хорошо, что не на горохе))).
Люсе было обидно, она злилась. Но она была умной и не стала врать себе. Она признавала, что учитель прав, его физика была ей до фонаря.
Странно что он не вызывал родителей и не жаловался на неё. Ей это нравилось, потому что огорчать их она не хотела и смирившись с методом воспитания  стояла у окна, мечтая о чем-нибудь. 

Окончание второй четверти было омрачено тройкой по физике, но это не отменяло отдых на турбазе вместе с её одноклассниками.
Ой, какая же она была смешная! Помню её в тулупе , шапке-ушанке из кролика и валенках. Валенки замерзали на морозе, становились жесткими и в электричке в них можно было кататься как на коньках. Вы где-нибудь сейчас могли бы увидеть такую десятиклассницу?
А ей было пофиг. Главное – свобода! Она ничего не знала о доме и это её вполне устраивало.

В соседнем крыле чудо-барака, в котором расположились дети, жили спортсмены – лыжники. Воспитанники Сергея Николаевича, потому что кроме физики он занимался спортом и прививал это своему классу. Они были все такие ЗОЖ.

Люська не была спортсменкой. Она правда хотела все знать, везде совала свой нос и в этот период своей жизни ей был присущ синдром бродяги, всякие походы, лыжи, и главное- свобода!

Рано утром в их жилище вошел Сергей Николаевич и глядя на Люську спросил: « Птицы, кто пойдет со мной прокладывать лыжню? Люськина интуиция тут же ответила – «Я».
Они вышли  так рано, что Люська  не успела позавтракать. Да и не чем было.
Учитель физики  уверенно шел впереди и уже через тридцать минут Люся поняла, что скидки на отсутствие спортивных навыков не будет.

Возвратиться назад  не позволяло самолюбие и все тот же интерес, но с каждым шагом она начинала проклинать ту минуту, когда  сказала «Я». Её спина и голова была мокрая, хотелось пить, лицо стянуло от мороза. «Прекрати жрать снег, тебе будет плохо» говорил учитель, не понятно, как видя её борьбу за выживание. Люся пыхтела, сопела, смотрела в спину тирану и начинала его ненавидеть.

На все про все ушел весь световой день. Стемнело, лыжня прыгала перед глазами и когда в далеке она увидела домики, она перестала спешить, и силы стали покидать её. Небо наклонилось и последнее, что увидела Люська – это мальчишки-одноклассники, которые потеряли её и бежали на встречу. Она упала в обморок. Не знаю, наверное, потеряла сознание. Наверное, не надо было есть снег.

Очнувшись, Люську начало рвать. Она подумала, как хорошо, что она ничего не ела.

Все куда то ушли, а Люська блевала. Все что она могла – это выпить откуда-то взявшийся димедрол.

Сергей Николаевич открыл дверь и увидел эту птицу, бледную, лежащую на кровати, засыпающую от димедрола. Тазик стоял рядом. «Спи», сказал он и закрыл дверь.

Третью четверть птица -Люся по-прежнему периодически стояла у окна и в общем уже никто этому не удивлялся. Наступала весна, солнце и сосульки, которые она лицезрела уносили её в несуществующие чудеса, где не было дома и физики.
Скоро весенние каникулы!
«Люся, ты пойдешь со мной в горы на все каникулы?» вдруг спросил Сергей Николаевич.
Опс. Интуиция внутри ответила «Да». Лю-Да.
Их было 13. Одиннадцать  мальчиков-лыжников, учитель и нежная Люська. И никаких преференций!
Брезентовый папин рюкзак, в котором ватное одеяло, какие-то продукты и гремящий котелок.
Лыжи готовили все вместе. Они не были беговыми. Они были охотничьими – широкими и тяжелыми. Весь скарб весил как целая Люська.
Вы будите смеяться, но на Люсьен был все тот же тулуп, валенки и почему-то две вязанные, типа спортивные шапки.
Они долго ехали в автобусе на пути к своим горам. Пацаны шутили и прикалывались над Люськой. Сергей Николаевич молчал. Внутри Люськи стоял рёв, все это было безумием. Она реально думала над сменой имени.
И только интуиция видела в глазах учителя какие-то перемены. Пока она не понимала, что это?
Их путь через сибирско-тувинскую тайгу лежал к «Черному озеру». И пройти его за один день было невозможно. Компания заночевала в охотничьем домике. Это такой подснежный домик, в котором нары, соль, сухари и дрова, которые нужно пополнить, если они понадобятся.
Дети спали на нарах и поворачивались на другой бок одновременно, чтобы не лежать друг к другу лицом. Люська не была исключением. Пацаны смеялись над её помочами, которые не позволяли спадывать треникам, в которых она отправилась в Своё и Его путешествие. Но это Люське было пофиг. Она тоже смеялась и говорила какие они придурки.
Каждые 2 часа они по очереди дежурили у буржуйки, поддерживая тепло в домике, и Люськина нежность не отменяла эту обязанность. Спать было нельзя.
Утром «банда» пошла дальше.
Ну почему Люська шла последней! Учитель сказал, что могут быть звери и нельзя отставать. Она опять пыхтела, сопела и проклинала ту минуту, когда  сказала «ДА». Она смотрела в спину Валерки и думала: «Скотина, пропусти меня вперед!». Но тогда бы Люська всех тормозила!

К вечеру они дошли до черного озера. Люська сняла рюкзак и лыжи, встала на снег и провалилась по плечи. Её достали и она опять начала блевать. Было стыдно перед пацанами. Валерка дал лимон и сказал съесть. Помогло. Потом он стал хирургом, Люська видимо была его первым пациентом.

Палатка была поставлена, пол услан кедровыми ветками. Охренительный запах, так рассказывала она потом.
И опять буржуйка, и опять дежурства и еще приготовление еды в графике. Люська спускалась в яму, где был костер и её не было видно. Но это уже не вызывало протеста и удивления.
Ой, я видела фотку, где Люська колет и пилит дрова!

Наверное, кто-то задал себе вопрос: «На что похожа моя жизнь?» Но Люська начала испытывать состояние счастья. На лице появилась нелепая улыбка. И глаза. Они становились другими.

Перед сном она смотрела на огонь, слушала треск дровишек, смеялась с пацанами, и молчала с учителем.

На отдельной территории для Люськи был выделен закрытый снегом ландшафт гигиены. Она уходила туда и долго смотрела на звезды. Такого неба она больше не видела никогда! Она улыбалась, дышала. Ей стало комфортно. Она была свободна!

Наступило утро. Сергей Николаевич сказал: «Сегодня мы идем выше».
О боже! Этот наст! Гора как буд-то во льду. А справа пропасть.
Люська готова была ползти на карачках. Она с детства боялась высоты. Блин, как стыдно показывать страх. Но страх обуял не только её.
Она молила бога, чтобы скорее пройти этот ужас, лыжами вгрызаясь в  наледь. Постоянно двигаясь, она пыталась найти баланс и как ни странно он и был в этом движении.
«Люся, не жри снег, тебе будет плохо», вспоминала она. И все равно, она его ела. Но на этот раз она уже не блевала, потому что нагрузки были психологические.
Когда ужас закончился, Люся с такой радостью и скоростью начала спускаться по целине, что упала и покатилась под гору. Она сломала лыжу и растянула ногу.
ЕГО глаза не были злыми, напуганными. Его глаза были решающими проблему. Люське было стыдно. Она злилась. А ещё ей было очень больно.
Учитель взял её на руки и передвигаясь на лыжах доволок до палатки. Мальчики обильно пописали на полотенце и это был компресс и единственное лекарство на тот момент.
Вечер наступил быстро. Люська лежала на привилегированном месте – рядом с учителем.
Он трогал её ногу, пытаясь понять, что там внутри. И она через боль ощущала мурашки и какие-то странные бабочки в животе. Он рассказывал ей об астрологии. О звездах, вселенной и бесконечности.
Они больше никогда не говорили о физике…
Она больше не дежурила у печки, не варила еду, не пилила дрова. Она наслаждалась заботой и видела, как её тиран превращается в друга. Она слушала его и прошлого больше не существовало. Не было тревоги, не было сожалений. И будущего тоже не было. Было здесь и сейчас. Был покой и счастье.

Прошло три дня. Три дня компрессов, массажа, заботы и звезд. Лыжи как-то отремонтировали и Люську поставили на ноги, вернее на лыжи. Почему так быстро прошла боль? И почему она так не хотела возвращаться?

Она шла в этой стае птиц и уже никто не спешил. Люську полюбили, она так любила когда её любят!

Все вернулись домой. В своей комнате Люся закрыла дверь в комнату и сидя в шапке долго смотрела на рюкзак. Потом открыла его, уткнулась в ватное одеяло, которое пахло дымом и елками, и заплакала.
Зашла мама. Увидев загорелое, заплаканное Люськино лицо сказала : «Ты не нормальная»

Такой не нормальной она жила всю жизнь…

Наступила 4-я четверть. Люська уже больше никогда не стояла у окна, По физике были пятерки. Она перестала быть птицей. И глаза! Это совсем неправда, что глаза даются от рождения. Они стали другими.
Она была единственной, кого Учитель приглашал домой. Она приходила к нему, сердце её стучало. Они пили чай с конфетами, печатали фотографии и сушили их на веревке, на прищепках, смеялись, а иногда молчали. И опять это было здесь и сейчас.

Люська не могла проанализировать что произошло, но её интуиция улыбалась и говорила «Я так и знала, я была права».

Кем стала она для учителя, кем стал он для неё? Никакого резюме тут не будет. Ему было 42, ей 17. Они не расставались еще год. Но это еще одна, другая история.