Ноги ее подкашивались, когда Саманта подошла к распахнутой кем-то, да так и оставленной двери в башню. Саманта прислушалась, но ее собственное шумное, срывающееся дыхание не давало ничего услышать отсюда, и ей только и оставалось, что подняться наверх…

Она услышала почти весь их разговор. Слово за словом, подобно ударам молота, обрушивались на ее сердце, сминая его, раздавливая с болью, которую не вынести, которая просто так не пройдет и прощения не будет… На какую-то неуловимую вспышку безудержного гнева и возмущения Саманта чуть не ворвалась в спальню с криками, но удержала себя. Такого раньше почти не бывало.  Она редко контролировала себя сама – обычно это делал Торн. Сейчас же она стояла молча, сжав кулак и ткнувшись лбом  в стену… Простояла так все время жаркой страсти ее мужа, отданной Лизе Эйприл. Страсти, которой она не помнила даже с тех времен, когда Рейди убеждал ее, Саманту в том, что она истинный дар небес для него. Ею он просто овладевал, словно, лишнее выпуская из себя, как пар. И страсть его, она изматывала Саманту, вытягивала из нее все силы, и лежала она потом, убеждая себя, что он отдал ей всего себя. Может, и он тогда так думал… Тут же все было иначе. Совсем иначе! Отдавал он. Все, что только лучшего в нем было, всю жизнь своего сердца, все его пламя. Он не жалел ничего. Не оставлял ни для чего и ни для кого. Без остатка…То был шторм обожания! То была самая искренняя, самая щемящая нежность, какую только мужчина может испытывать к женщине. Торн что-то шептал Лизе, и кажется, она плакала, лепетала ему в губы и снова стонала, изнемогая от силы его любви… Когда все стихло, Саманта, точно, очнулась, сообразив, что ее попытка уйти сейчас может быть услышана в наступившей тишине. Но и оставаться не было возможным. Она осторожно повернулась и на самых кончиках нервов, будто на цыпочках, спустилась вниз, прошла по коридору в сторону сада – как бы ей ни хотелось умчаться отсюда прямо сейчас, ей надо было надеть что-то на себя большее, чем халатик на голое тело… Хотя… хотелось-то ей прямо противоположного! Ворваться и… топором! Топором, еще и еще, раз за разом превращая головы их в винегрет, в гуляш, в мусор, облитый кровью. Ибо только их кровь, кровь этой Лизы сможет смыть боль из ее сердца. Та, что потоком польется, фонтаном брызнет из артерии… Перед глазами Саманты зависла багровая пелена и она почти не видела, куда идет. Нет, ей надо уехать! Уехать… уехать… Что бы забыли о ней. Теперь забыли. Словно, и не было ее здесь. И… Рейди наверняка, легко будет сделать это после такой-то ночи!.. Она даже не плакала, хотя, все годы рядом с Рейди легко пользовалась этим для облегчения своей души и для упрощения воздействия на Рейди. Последнее удавалось чем дальше, тем хуже, но и по сей день Саманте трудно было удержаться, что бы иной раз не пустить слезу. Но не сейчас. Сейчас боль не ударила по глазам. Она сжала грудь, не давая дышать. Она лишила сил ноги, и Саманта сама не понимала, как еще идет. Она вообще ничего не осознавала из того, что видела вокруг. Да и не видела ничего. Кроме багровой пелены, исказившей мир до степени кошмара. Кошмара засевшего в ней самой, внутри. Поэтому страшно не было. Только тяжко, будто в грудь Саманте засунули огромный валун, расперший, переломавший ребра, выдавивший сердце…