Блондин как-то злобно усмехнулся, глядя в огонь.
— Я по-прежнему остаюсь человеком с самой темной историей среди всех вас… Когда меня еще не было на этом свете, в нашем районе был один маньяк, который насиловал малолеток лет четырнадцати-шестнадцати. И вот однажды моя будущая мать поздно вечером возвращалась домой с улиц… Этот ублюдок щедро над ней поиздевался, развлекался с ней долго и со вкусом. И всё бы ничего, но она взяла и залетела от него… И это была самая главная неудача в моей жизни. Таким я и родился, заранее заклейменным как сын безумного ублюдка-насильника. Ты не представляешь, как это мешало мне жить. Мать моя пила беспробудно и впадала в истерику, едва меня увидев, дед бил, заставлял голодать, мучил жаждой, чего только не делал, чтобы не дай бог во мне не «проснулись гены отца». Ну и, сам понимаешь, на улицах никакой милостыни, начнешь просить – в лучшем случае получишь щедрый удар по лицу, в худшем изобьют так, что останешься истекать кровью на асфальте. Даже чтобы своровать какую-нибудь еду приходилось добираться до соседних районов, где меня не знают, потому что местные продавцы следили за каждым моим шагом, как только я приходил на рынок. В какой-то момент я не выдержал и…
— Ушел из дому? – предположил Кейранд
— Да. Нашел друзей, которым насрать и растереть, чей я сын, и теперь живу здесь.
— Но, знаешь, Кейранд, мы не просто сборище жалких нищих, — сказал Цинтлер, смотря в огонь, — Мы – братство. Банда «Голос Мертворожденных». Весь мир, начиная от наших родителей и заканчивая обычными горожанами хочет нашей смерти. Но как бы не так, — усмехнулся он, — Мы не умрем. Не просто так. Мы будем жить. Всем им назло, но будем. Этот мир не желает нас принимать, но мы найдем здесь своё место. Станем гнойником, язвой, опухолью, но не сгинем.
— Именно! – вдохновленно улыбнулся Гаротон, — Может, и живем мы убого, зато теперь мы полностью свободны. От побоев, от ненависти, от самих себя.
— И, как видишь, дела у нас идут очень даже неплохо – улыбнулся Мальтер, показывая на разложенные на полу продукты, — Мы уже научились добывать себе еду, даже нашли какую-никакую мебель. Если нам и не уготовано будущего, лучше уж немного пожить свободными и умереть, чем всю жизнь провести, прячась ото всех, боясь шаг сделать туда, куда не просят. Для нас теперь нет запретных зон.