— Дак что же, доктор, может ему еще и одежду новую выдать? Вот уже нет, он преступник и должен выглядеть и чувствовать себя как преступник. Малец уперся и наотрез отказывается говорить, то, что должен сказать.- в этот момент к господину Дювалю пришло осознание сказанного и в глазах пробежала опасная искорка.

— Подождите, мсье Дюваль, вы хотите сказать, что…- брови доктора начали в изумлении подниматься,- но ведь как так можно?

— Как, разрешите поинтересоваться? Вы, видно, поняли меня неправильно?- Дюваль, занимаясь словоблудием, пытался придумать, как выкрутиться из этой ситуации, чтобы не потерять благорасположение доктора.

— А вот мне, мсье, кажется, что я понял вас правильно и скажу вам, что я этого не одобряю!- Доктор немного повысил голос и за дверью сразу же послышались перешептывания. Ему не приносит удовольствия подобные обвинения в адрес собеседника, а несправедливые обвинения он просто ненавидел.

— Нет же, послушайте, мсье! Я всего лишь пытаюсь разговорить его. Гаспарда Бланка обвиняют в подготовке террористического акта, он собирал сву и распространял своим сообщникам, чтобы убить нашего вождя и я не потерплю террористов в моей стране!- Макэр Дюваль уже готов был завопить, его самого можно было бы использовать вместо рупора пропаганды, если бы платили больше там, чем тут. Через мгновение Дюваль зашипел сквозь зубы.- Надеюсь, теперь вы понимаете, доктор, что в этот раз никакой несправедливости нет и этот юноша- отброс, которого надо казнить без угрызений совести, но только после допроса, чтобы казнить и его гадких подельников.- Слюни Дюваля полетели прямо на беззащитного доктора.
— Да, мсье, прошу простить мне мою грубость, я не хотел вас оскорбить.- Доктор не испытывал искреннего стыда, а лишь отвращение к собеседнику.- Разрешите забрать подозреваемого в лазарет?
— Да, пускай унесут.- с важным видом и неприкрытым гневом выплюнул сквозь зубы господин Дюваль.
Через несколько мгновений Дюваль остался один в допросной. Дюваль прожил не самую счастливую жизнь до сего момента. Просто делал свою работу. В мире безрадостном, как ему казалось, ему нет места, потому как печаль без видимой причины в нем превышала радость. Что-то всегда съедало его и утром и ночью. Находясь среди друзей и приятелей, семьи и коллег, она чувствовал себя одиноким, даже когда улыбался. Когда же оставался один, то чувствовал, что один ещё больше; что-то останавливало его каждый раз, когда он хотел написать своим друзьям, чтобы встретиться. «Очень усложняю я жизнь, почему же так больно и одиноко? Комедия меня не радует, а драма трогает до глубины души и я проживаю жизнь каждого персонажа, которого встречаю тут и там в книгах.»- так думал Дюваль столь часто, что ему даже не приходило в голову, что жить- не значит искать эмоциональный отклик и чувствовать, находясь на месте и читая сложные книги. Печаль его произрастала главным образом от того, что отец его рано покинул и остался он на попечительстве своей матушки, казалось бы, жаловаться не на что, но ребенком он никогда не задумывался о причинах ухода отца и просто злился на него и обижался- молча. Он закрывался в себе и, надеясь, что люди его не ненавидят за неискренность, приписывал себе из раза в раз новые черты тех персонажей, о которых читал, думая, что драма их заключается в том, что их никто не понял; проблема же на самом деле заключалась в том, что он не смотрел внутрь себя, а бежал от себя. В Бога он не верил, деньги его не интересовали, его интересовала только истина; началось это в тот момент, когда он поговорил с отцом и решил их разногласия, тогда же он и на мать стал смотреть по-другому, полностью отдав себя мыслям о то, как ему казалось, что его не касается. «Где же истина? В душах человеческих? В книгах? В мире где эта истина? В Боге?»- задаваясь этими вопросами она никогда не придавался праздности, считая себя всегда виноватым за каждую рюмку и бокал, которые он осушил. Сигареты же она курил по одному глупому убеждению: если тело- мой храм, то в нем должны быть благовония; за самим телом он, конечно же ухаживал, как за храмом- это правда. Многого от людей Дюваль не смел ожидать никогда, он ждал предательства и потому не доверял, он ждал того, что его бросят и потому всегда участливый он в юношестве плодил из себя расистские шуточки или богохульные, он смеялся над всем и шутки эти плохими считал не вслух, оправдывая себя тем, что он ещё молод и может себе позволить позлословить. Патриотизм в нём конечно же был ненастоящий, ему до сих пор не нравится ни его работа, ни его жилье, ни время, в котором он живет. «Погода влияет на мою работ. Полная луна мешает мне выспаться, поэтому я не буду делать сегодня ничего.»- так думает до сих пор, хоть и пытается приглушить эти мысли. По поводу приглушения своих мыслей он тоже думает однозначно: «Как же больно постоянно думать. Когда-то был заведен этот маленький моторчик в центре головы, так и не замолкает. Ложусь спать- он работает, просыпаюсь- и он все ещё здесь.»- так она мыслит потому, что ему нравится думать, но он отвергает самого себя, считая недостойным ни силы, ни ума. Дюваль не был специалистом ни в чем, обладая всего лишь поверхностными знаниями, исключением были лишь история и философия, что, конечно же, не помогало ему найти себя и истину. Все, чего желает и по сей день уже не молодой мужчина с сигаретой во рту, смотрящий сейчас в свое износившееся отражение в темной допросной комнате, сбежать на Восток, найти пещеру и, подобно мудрецу, медитировать в ней в компании орла и змеи. Так что же побудило нас рассказать о том, кто такой Макэр Дюваль так подробно? Именно то, что он усомнился в правильности своих действий по отношению к этому юноше: «Может, доктор прав и мальчишка не виновен? Может, его заставили? Может, обманули? Ему могли подбросить все улики и оклеветать? Юноша мог выступать человеком из толпы против вождя только так, пассивно; мог просто выйти на площадь посмотреть и подумать про себя, что ему не нравится то как он сейчас живет и на этом всё?»- так думал про себя Дюваль и что-то подсказывало ему, что в этих мыслях он близок к чему-то важному.