По своим двум планетам – сильному Сатурну и Марсу – Лермонтов не мог не судить людей и их поступки, так как он и пришёл в этот мир как раз для этого, но от этого он сам же и страдал, потому что судить людей может только или человек высокого служебного звания, или, так сказать, аксакал, то есть уважаемый всеми человек. Поэт не был ни тем, ни другим, он занимал слишком маленькое положение (всего-то поручик), но с душой вождя, судьи-одиночки, и такое противоречие тоже наложило тяжёлый отпечаток на его характер: он чувствовал свою сущность выше и больше реально занимаемой им ниши в обществе и государстве, поэтому и поступал так в своём творчестве, даже, например, позволив себе приказать императору(!) в эпиграфе к стихотворению «Смерть Поэта»: «Отмщенья, государь, отмщенья!» (согласитесь, уважаемые читатели, что звучит явно повелительная нотка в этой сточке!), и за это власть имущие как бы постоянно одёргивали его с помощью наказаний: «Знай своё место!»

То есть Лермонтов жил по принципу: знаю, что один в поле не воин, но всё равно буду воевать, потому что не могу иначе, видя творящееся вокруг беззаконие! Не случайно он ответил своему другу Святославу Раевскому на его опасения в связи с подписью, поставленной им, Лермонтовым, под стихотворением «Смерть Поэта»: «Ведь кто-то же должен!»

Ему было тяжело понимать, что по повелению императора он вынужден покорять народы Кавказа, которых он считал идеалом вольнолюбия, поэтому поэт и воспевал кавказцев в своих произведениях.