– О, да я смотрю у тебя для меня подарок, – масляно улыбнувшись, монгольский военачальник жестом указал своим людям на костер, возле которого испуганно замерли дети. – Это кстати.  

С десяток монголов позвякивая доспехами спешилось. Посмеиваясь и подшучивая над хмурыми русичами они растолкали сгрудившихся вокруг детей дружинников и подвели сирот к Мингияну.  

– Надо же выжили. Прямо как крысы, – произнёс нойон, с силой хватая девчонку за подбородок, от чего она вскрикнула.  

Твердимир ловил на себе взгляды своих людей, готовых по любому сигналу броситься на монголов, но допустить этого не мог, так как поступок этот сулил череду трагических событий, в которой смерть его сотни была бы самым приемлемым вариантом.  

– Это же дети Мингиян, отпусти их, – легко оттолкнув мальчишку себе за спину, сказал сотник.  

Глаза монгола налились кровью, и он бросил злобный взгляд на говорившего.  

– Дети?! Это не дети это жители города, который не покорился воле Могущественного Батыя, любимого внука Великого Чингисхана!  

Нойон, брызгая слюной, слетел с седла и пинком ноги отбросил девочку под ноги своего коня.  

– Закон гласит, что все в мятежном городе должны сдохнуть! Сдохнуть, ты слышишь!  

Причина гнева кочевника была известна сотнику. Он знал, что после его отказа казнить мадьяр, Мингиян попал в немилость к Батыю, так как лично поручился за русичей и хотел добиться для Твердимира генеральского чина. Ведь иметь своего карманного генерала всегда полезно. Рискуя вызвать гнев монгола, сотник перебил его: