Пройдя все эти семь кругов ада, я зашёл в свою квартиру. Открыв дверь, я почувствовал затхлый запах, такой привычный и тёплый. Старая советская лампочка освещала весь коридор, находясь в старом  абажуре со времён 90-х. С кухни доносился звук до боли знакомого старого крана. В гостиной завис запах старой книжной пыли, тщательно сохранённой на совковых книжках.  В старые окна с деревянными рамами начали биться капли дождя. Теперь это моя квартира.

Здесь раньше жила 88-летняя бабка, за которой я ухаживал. Стаж по уходу шёл мне в трудовую книжку, да к тому же она мне платила. Ничего сложного в работе моей не было. Она все делала сама. Мне просто нужно было ходить за покупками, выносить мусор и мыть полы. За мою доброту бабка и переписала на меня квартиру, ведь у неё никого не было: муж умер, дочка умерла, а внуков и не было никогда. Вчера эту бабку похоронили. Поминать пришили её немногочисленные подруги из этого же подъезда. И именно тогда, принимая соболезнования, я думал, что делать с этой квартирой. Конечно же, я решил её продать.

Квадратные жилые метры лишними быть не могут, но когда у меня уже есть квартира в приличном районе, где не настолько всё плохо, зачем брать лишнее. Поэтому сегодня моя цель – выставить на продажу это халупу. Через несколько часов должен прийти риелтор.

2.

Уборку я начал с кухни. Старушка не сильно заботилась о состоянии своей кухни. Грязь, пыль, запёкшийся жир сопутствовали мне всю уборку. Старый гарнитур производства чехословацкого  я решил разобрать по частям и выкинуть. За хлипкими пыльными окнами гавкала свора собак, которую изредка перекрикивали господа с «пузырём». Верхние шкафчики были набиты разной лабудой: крупы, чаи, сервизы чайные, старые тарелки, гора салфеток, сухофрукты с цукатами, подгнившие яблоки, сухари и заплесневелые печеньки «Топлёное молоко». Соль баба Зина, да это на её фикус писал мужик, хранила на черный день. Однажды она сказала, что когда-то мир рухнет, люди не смогут найти соли, а она будет сидеть, есть её и смеяться над обезумевшими людьми. Бред же.