Соло дождя, сыгранное на железной гофрированной крыше беседки, было подхвачено неуемным ветром, и вскоре скромный ноктюрн превратился в полноценную симфонию,
мистическую и тревожную.
Зельд отчаянно пытался сконцентрироваться на ускользающих словах, но значения не складывались в смыслы.
Сердце убыстрялось.
Его рваный и глубокий ритм становился протагонистом в движении этой архаичной, завораживающей мелодии.
Мощный, голубовато-фиолетовый разряд электричества на мгновение пронзил сгустившиеся сумерки.
Зельд отложил книгу,
он с кристальной ясностью понял: нужно уходить.
Древний, как мир, торжественный плачь природы заполнил его уши.
Очередная каденция завершилась оглушительным раскатом грома.
Дождь заливал глаза, мокрая куртка неприятно облепляла продрогшее тело, но у самой двери Зельд нерешительно остановился. Оставив книгу и куртку под сухим козырьком домашней террасы, он расслабленно шагнул вовне, добровольно отдаваясь во власть ледяных небесных рук.
Прыжок веры.
Новая вспышка отпечаталась на тонкой коже закрытых век. Свежий запах тюльпанов и вишни наполнил легкие. Мыслей не было. Они растворились вместе с его неуклюжим, глупым телом, став частью сложной многоактовой симфонии вдохновленного оркестра.
Момент упрощения.
Зельд чувствовал как оглушающий страх прежних и новых поражений, нерешительность, вина и мучительный стыд стекали слезами с щек, теряясь в победном стуке освобожденного человеческого сердца.
Начиналось новое время.
