– Кто-то разрядил магазин из автомата с близкого расстояния, – пояснил комиссар, распрямляя спину. – Что ж, многие этого хотели.  

– Это сделал, тот чёртов русский! – раздалось из-за спины Видаля.  

Резко развернувшись, он увидел справа от входа, медика накладывающего повязку на грудь небритому длинноносому мужичку, одетому во всё тёмное.  

– Откуда ты знаешь, что убийцей был русский?  

Кашлянув и скривившись от боли, говоривший, пояснил:  

– Когда началась стрельба, мы с Кампо закрылись в комнате. Некоторое время ничего не происходило. Даже подумали, что наши ребята справились сами, но потом из-за двери раздался голос.  

– Голос?  

– Да. Мне кажется, Кампо узнал его. Он занервничал и стал стрелять в дверь. Когда патроны закончились, голос снова обратился к нему.  

– Он говорил не на французском?  

– В том-то и дело. На русском. Я язык недостаточно знаю, но перепутать его не могу. Они говорили о каком-то Бернаре и женщине. Кажется Ирине.  

Комиссар вздрогнул и, оттолкнув в сторону медика, оторвал рукав на левой руке длинноносого, обнажив его плечо. Взорам присутствующих открылась свастика.  

– Ты тоже служил в «Шарлемань»?  

Оскалившись, раненный попытался оттолкнуть Видаля в сторону, но получив чувствительный тычок кулаком под рёбра всё же ответил:  

– Нет. Я пацаном тогда совсем был, меня не взяли.  

– А татуировка откуда?  

– Хотел быть как они.  

Плюнув под ноги нациста, комиссар повернулся к Леду, спрятав руки в карманы.