Глава 14 «Если жизнь теряет смысл»

Лёха проснулся, как обычно в семь часов утра. Сегодня предстоял особый день. После работы он заедет за Катькой, привезёт её к маме, где и скажет, что хочет взять над ней опекунство. Буквально на днях он ездил в опекунский отдел. Там, сотрудникам опеки, Лёха рассказал о Катьке и о своём желании стать её опекуном. Те, выслушав его, сказали, что препятствий никаких не будет, главное, чтобы девочка дала на это согласие. А Кате он так и скажет, что ей надо возвращаться в детство, снова ходить в школу, гулять с подружками, получать образование и жить счастливо единой семьёй. Эмоции переполняли Лёху, и он с нетерпением ждал вечера. За сына радовалась и Анна Павловна, ведь принять такое решение было ответственным делом. Поэтому, провожая его на службу, она всячески старалась его поддержать.
— Езжай, сын с Богом. К вашему приезду я испеку пирог, думаю, что Кате он понравиться.
Тем временем, Катька, одетая в любимое платье, которое ей когда-то покупала мама и со сделанной второпях косичкой, сидела на скамейке напротив администрации района. Дождавшись, когда к зданию подъехала чёрная волга и из неё вальяжно вышел глава района, тот самый человек со шрамом, она неспеша направилась к дверям здания. В руке у Катьки был пакет, когда то, найденный на свалке, на нём красовался рисунок с изображением воздушных разноцветных шаров и надписью: «Детям – счастливое детство!». В коридоре администрации было пока безлюдно, народ в основном сюда приходит к девяти часам. Катька увидела висевшие на стене часы, они показывали восемь утра. Остановившись у кабинета главы района она заметила через полуоткрытую дверь сидевшую за столом секретаршу. Та суетилась, раскладывала на поднос чашки, ложки, печенье, очевидно собиралась занести всё это в кабинет главе района. Катька замешкалась и уж было направилась к выходу, но тут услышала за спиной стук каблучков от туфель секретарши. Катька оглянулась. Молодая симпатичная блондинка быстрым шагом вышла из приёмной главы района и буквально трусцой побежала в другой конец коридора. В руке у неё был электрический чайник. Уловив момент, Катька вошла в приёмную, подошла к двери с табличкой «глава района» и без стука потянула на себя дверную ручку. Местный чиновник стоял к вошедшей Катьке спиной и разговаривал с кем-то по служебному телефону глядя в окно. Она достала из пакета пистолет, взвела курок и дождавшись, когда тот повернулся к ней лицом, выстрелила в него два раза. Глава района, вскинув руки отлетел к стене, и сползая по ней на пол оставил на обоях красный след. Через секунду он сидя застыл на полу с безжизненно повисшей головой. Катька развернулась и вышла из кабинета. Всё что будет дальше её уже не волновало. Как ни странно, но на душе у неё стало спокойно и легко. Ей казалось, что в этот миг рядом с ней улыбаясь идёт её мама. Только лишь на улице она увидела, что до сих пор держит пистолет в своей руке. Бросив его обратно в пакет, она побежала в сторону свалки. Ни разу не останавливалась чтобы отдышаться. Забежав в вагончик, Катька схватила со стола банку с водой и стала жадно пить, делая большие глотки. Напившись, она опустила голову и увидела, что стоит в луже ещё не высохшей крови охранника. Катька поочередности убрала ноги из кровяной лужи, закрыла дверь изнутри на крючок и вытащив пистолет забилась с ним в руках в угол вагончика.
Проезжая по главной улице райцентра, Лёха заметил бегущих ему навстречу вдоль забора детского садика нескольких своих коллег. Судя по их лицам, он понял, что все они были явно чем-то напуганы. Следом за ними в буквальном смысле слова нёсся милицейский «Уазик», в котором также находились сотрудники отделения. Лёха развернулся и поехал за ними. Уже через минуту он понял, что все они спешили в администрацию, где уже стояла толпа из местных жителей райцентра. Он выскочил из «канарейки» и забежал в здание администрации. Внутри, у открытой двери, ведущей в кабинет главы района, стоял бледный начальник отделения милиции, который не пропускал внутрь набежавших зевак, пришедших в администрацию по своим делам. Лёха мельком увидел лежащего на полу в кабинете, в луже крови, главу района. Начальник Лёхи, раскинув по сторонам руки, судорожно кричал:
— Близко не подходить! Сейчас эксперты подъедут. Кривошеев! – крикнул он одному из участковых. — Всех свидетелей и очевидцев происшествия загоняй в соседний кабинет и никого оттуда не выпускай до приезда следователя. Запиши с их слов приметы преступника и быстренько передавай по радиостанции на посты для задержания.
Как всё случилось и кто убийца, ещё никто толком из присутствующих не знал. Постояв несколько минут в коридоре, Лёха уже собирался выйти на улицу, как вдруг из его радиостанции, прикреплённой на ремне и из радиостанций стоявших рядом сотрудников ППС донёсся торопливый голос участкового Кривошеева:
«Внимание всем постам! Внимание всем постам! Всем записать приметы преступника! – После непродолжительного шипения и помех в эфире опять прорвался голос Кривошеева. – Приметы: Преступник — это девочка – подросток, на вид двенадцать – тринадцать лет, рост около сто тридцать сантиметров, худощавого телосложения, волосы светло-русые, заплетены в косичку. Была одета: платье бежевого цвета, на ногах обувь коричневого цвета. При себе имела пакет. Всем соблюдать осторожность так как преступница вооружена предположительно пистолетом. Побежала в сторону свалки. Постам и автопатрулям необходимо выдвинуться в указанный район и провести зачистку».
Лёха, словно остолбенел. Все приметы якобы преступницы совпадали с приметами Катьки. «Не может быть» — взволнованно подумал он. Ему не хотелось верить в услышанное. В его голове никак не укладывалась мысль о том, что маленькая и тихая девчонка могла совершить убийство. «Но, зачем ей убивать главу района?» — задавал он сам себе вопрос. «Это какая-то ошибка!». И лишь только сев в «канарейку» он вспомнил, что совсем недавно она просила его узнать адрес, где обнаружили мёртвыми её родителей. Ещё тогда Лёха подумал, как важна ей эта информация. Она ведь даже машину у него помыла, только лишь бы он ей помог.
Чтобы никто не успел сесть в его машину он нажал газ до упора и поехал на свалку прямыми дорогами, чтобы оказаться у вагончика Катьки самым первым. Не доезжая до места, Лёха услышал по радиостанции доклад участкового начальнику отдела:
— Сергей Васильевич! В одной из траншей, той, что на свалке, обнаружен присыпанный землёй труп мужчины. А рядом стоит строительный вагончик, он закрыт, кажется изнутри, потому что из него слышен чей-то плач, похожий на детский. Возможно девочки. А если это и есть та самая преступница?! Что нам делать?
Через секунду ему отозвался голос начальника отдела.
— Так! В вагончик не вламываться! Хотите, чтобы она ещё кого-то завалила?! Провести оцепление, я уже к вам подъезжаю.
У Лёхи в горле образовался ком. Слёзы сами выкатились из глаз. Он вытер их рукавом кителя. Когда он подъехал к вагончику там уже стояло оцепление из прибывших немного раньше, чем он сотрудников отделения милиции. Большая часть жителей станции, не желая пропустить развязки такого, по их мнению, сенсационного происшествия, воспользовались всеми видами транспорта: мотоциклами, велосипедами, верхом на лошади, лишь бы оказаться в эпицентре события. Лёха подбежал к начальнику.
— Товарищ майор, разрешите я зайду в вагончик.
— Ты что сума сошёл, она вооружена! – закричал начальник. – Сейчас приедет городской ОМОН, и они будут штурмовать.
Лёха, еле сдерживался от гнева.
— Да какой ОМОН! Она же ещё совсем ребёнок! Просто обстоятельства загнали её в угол!
— Отойди отсюда и не неси чепуху, – уже немного успокоившись сказал начальник отделения.
— Товарищ майор, я знаю эту девочку, – не унимался Лёха. – Я выведу её оттуда, и ничья кровь не прольётся.
Майор посмотрел на стоявших Кривошеева и своих заместителей, затем на Лёху.
— Ты уверен, что у тебя получиться это сделать? – спросил он его. – А если она тебя в заложники возьмёт и потом потребует сюда автобус или какой ни будь вертолёт? И смоется отсюда. Кто тогда будет нести ответственность?
— Я уверен товарищ майор, что выведу её, – с дрожью в голосе сказал Лёха. – Разрешите? Очень вас прошу.
— Ну…иди, – нерешительно произнёс тот. – Только поосторожнее.
Лёха прошёл сквозь оцепление и направился к вагончику. Толпа людей, увидев идущего к вагончику инспектора ГАИ молниеносно затихла. Лёха тихо поднялся по лестнице и прислонился губами к щели в двери.
— Катя…это я, Лёха, гаишник. Мне надо поговорить с тобой. Ты откроешь?
За дверью доносились Катькины всхлипы.
— Я понимаю, ты сейчас никого не хочешь видеть, — продолжил Лёха. — Но мы вроде как друзья с тобой? Если ты не будешь возражать, я помогу тебе открыть дверь. Я поддену проволочкой крючок, и она откроется. Ты только не стреляй в меня… Хорошо?
Катька не отвечала. Он снял висевший на гвозде кусок проволоки и загнув один конец просунул её между дверью и косяком. Крючок поддался. Дверь со скрипом приоткрылась. Лёха на секунду закрыл глаза и замер. Толпа зевак, услышав скрип двери с испугу отошла назад, а уж когда Лёха просунул голову внутрь вагончика, то вообще наступила гробовая тишина.
Лёха увидел Катьку, сидевшую на корточках в углу. Она смотрела прямо на него опухшими и мокрыми от слёз глазами. Худенькими пальцами рук она крепко обхватила рукоятку пистолета, направленного в свой подбородок. Увиденное шокировало Лёху, и он с трудом отыскивал для неё слова.
— Катенька, я знаю, что тебе сейчас очень тяжело, – тихо сказал Лёха, боясь даже пошевелиться. – Ты думаешь, что весь мир против тебя, но это не так…Ты не одна, у тебя есть друзья. У тебя есть я, в конце концов. Понимаешь? Я обещаю тебе, что не оставлю тебя в этой ситуации. Мы обязательно найдём выход и победим. А когда мы победим, ты забудешь всё плохое навсегда. И мама моя, тебя очень ждёт… Знаешь, а ведь я сегодня хотел тебе сказать, что хочу взять над тобой опекунство, если конечно, ты не будешь против. Катька вдруг разрыдалась.
— Он убил мою маму и моего папу! Он отравил их и отобрал нашу квартиру! Он привёз меня на свалку, а потом издевался надо мной: облил меня краской, выгнал с работы! А я просто хотела заработать немного денег, чтобы купить себе поесть!
У Лёхи в горле образовался ком, который буквально сковал всю его гортань. Донёсся нарастающий шум двигателя и сквозь грязное стекло маленького окошка вагончика, расположенного чуть выше стола, боковым зрением он увидел подъехавший к людской толпе автобус. Из него выскочили вооружённые в бронежилетах омоновцы. Лёха был уверен, что ему дадут закончить разговор с Катькой и он выведет её из вагончика безо всяких эксцессов. Но шум подъехавшего автобуса очевидно Катьку разволновал, она словно чувствовала угрожающую для неё опасность, поэтому разрыдалась вновь.
– Он по…слал охранника, чтобы у…бить меня. Мне бы…было очень страшно одной! Слышишь?!
Лёха закивал головой. Он ни на секунду не отводил от неё своего взгляда и боялся лишь одного: находящийся в её руках пистолет мог выстрелить от малейшего случайного нажатия на спусковой крючок. Сейчас было необходимо дать ей выговориться. Одно лишнее произнесённое им слово, может поставить точку в этом разговоре и тогда…тогда всё. Моментами эмоции захлёстывали её, и Лёха не находил себе места. Он корил себя за то, что не приехал к Катьке днём ранее.
– Да, я слышу, Катя. Скажи…ты можешь мне поверить, что я буду бороться за тебя?
Катька молчала и смотрела на него. Ему вдруг показалось, что в её взгляде промелькнуло желание поверить ему. От этого Лёха даже почувствовал, как его сердце стало биться по-особенному, радостно что ли…
Начальник отделения подозвал к себе командира ОМОНа.
— Так, капитан. Сейчас мой парламентёр проводит с ней переговоры, но вижу, что ни к чему хорошему они не приведут. Пустое это дело. Она ему сейчас там всякую лапшу вешает и всё это растянется на неопределённый срок. Поэтому, обойдите вагончик сзади, мягко столкните моего офицера и вламывайтесь внутрь вагончика. И помните: это не ребёнок, это – убийца представителя так сказать власти. Действуйте!
Лёха заметил, что Катька успокоилась.
— Кать, а можно я зайду к тебе? А то так неудобно стоять на одной ноге на лестнице.
Она согласно кивнула, но в этот момент кто-то схватил Лёху сзади за шиворот и скинул с лестницы. Уже падая, он мельком увидел врывающихся в вагончик омоновцев. Первый из них держал перед собой пуленепробиваемый щит. Лёха что есть силы закричал:
— Назад! Куда? Назад твари! – Двое других удерживали его на земле.
Раздался выстрел. Лёхе показалось, что он проваливается сквозь землю, его слух отключился, а в глазах появилась белая пелена.
Он пришёл в себя от того, что кто-то грубо хлопал его по щеке.
— Да очнись же ты! – услышал он перед самым своим лицом.
Лёха открыл глаза и увидел перед собой омоновца.
— Что…с девочкой? – тихо спросил он.
Тот отвёл взгляд в сторону.
— Застрелилась…твоя девочка.
Всё что происходило дальше, Лёха помнил плохо. Уже потом спустя неделю, ему расскажут, что он вскочил с земли, подбежал к начальнику отдела и ударил того несколько раз по лицу прямо на глазах у толпы. При этом кричал ему: «Что ты наделал, мразь! Она же поверила мне и могла остаться в живых!». Со слов знакомых, омоновцы его тут же свалили на землю, надели наручники и увезли в психиатрическую больницу, где десять дней подряд Лёхе кололи сильные успокоительные уколы. Практически всё это время с него не снимали смирительную рубашку. Маму к нему не пускали, но она часами стояла под окнами палаты, где он находился. Стояла и тихо плакала. Уже потом Лёхе рассказывали, что следствие было скоротечным, свалку прочесали, а после всех следственных мероприятий Катькин вагончик сожгли. Главу района увезли хоронить в другую область, якобы туда, где жили его родители. Прошёл месяц. Руководство отделения милиции, учитывая пошатнувшееся эмоциональное состояние своего сотрудника, отправило Лёху в отпуск. Начальник милиции не стал выдвигать в отношении него претензий по поводу избиения. Из своего дома Лёха никуда не выходил, с мамой не разговаривал. Однажды, когда он находился в доме один, в дверь позвонили. На пороге он увидел безногого инвалида на тележке, одетого в военный камуфлированный костюм. Его сопровождал пожилой старичок.
— Ты, Лёха гаишник? – спросил его инвалид.
— Я…
— Тогда вот возьми и прочти. – Он протянул Лёхе свёрнутый лист бумаги.
— Это её записка, которую она оставила у меня. Там и про тебя написано.
Лёха взял записку жадно впиваясь глазами в аккуратно написанные строчки, потом присел у открытой двери и заплакал.
— Сегодня сорок дней, – сказал инвалид. – Он протянул Лёхе руку.
— Я «афган», то есть Витька. Просто Катька дала мне такую погонялу. Но я на неё не в обиде. Назвала, так назвала… А это, – он кивнул на старика, — это Иван Филипыч. Катюха его дедом называла. А я – циклопом. Но Филипыч на нас за это не обижается. Правда же, Филипыч?
Старичок молча закивал седой головой.
— Давай малость посидим, помянем девчонку, – сказал Афган, вытащив из-под камуфляжа бутылку водки.
Лёха кивнул:
– Заходите…
Они выпили, объяснили Лёхе, где находится Катькина могила. После чего ушли, обещая, как ни будь зайти. Несколько месяцев по району и области ползли слухи, что на станционном кладбище, у одной из могил, часто видят плачущего мента.