Кейран вынырнул. Нехватка воздуха в груди болью напомнила, что ему не показалось. Он сжал кулаки в попытках сдержать сжигающую изнутри ненависть. И гнев. И боль. И образ. Образ женщины, что был стремительно развеян ударом кулака о поверхность воды. 

— Раздражен? 

Двери в бани распахнулись, и в наполненное горячим воздухом помещение вошел слегка полноватый немолодой мужчина. Поправив неуклюже сидящий на нем халат, он аккуратно ступил на влажную керамическую плитку 

— Графиня, она конечно, женщина своеобразного вида, но ее цесарская мощь посчитала прием водных процедур обязательным. Особенно после утренней резни. Да, запашок был от тебя тот еще. Скажи, как давно ты не мылся? 

— Я не неотесанный дикарь, войт, — сказал Кейран, только сейчас взглянув на своего собеседника, хотя ощутил его присутствие еще до того, как тот подошел к дверям, — И водные процедуры я люблю. Я о своем думаю, и это, словом, не твоего ума дело. 

— Эй, давай без грубости. Так ли встречают старых друзей? 

— Друзей войт? В прошлую встречу ты приказал меня высечь и повесить. Нет у меня друзей, да и на письмо твое я ответил с большой неохотой. Мне вот интересно, с каких пор капитан стражи и личный пес рода Кхур путешествует в кампании молодого рыцарька, у которого молоко на губах не просохло, сухих как ветки братьев Трешльен, «Быка» из народа Больх, что драпанул как заслышал визг гнильцев, да этого светленького оруженосца… Как он там, к слову? Когти разорвали его шею. Думал, не дотянет до крепостных сцен. И что вы черт возьми везли в тех ящиках? Что стоило жизни четырех человек и откуда такая спешка при передвижении?