— Сюда тоже пойдет, оставь.

— Бедолага, – посочувствовал медбрат, взглянув на лицо мертвеца, покрытое темно-синими пятнами, —  Интересно, что он чувствовал, когда умирал?

 — Что-что? Смерть он чувствовал. Симптомы гипотермии, – ответил я, — Под конец, скорее всего, эйфорию, затем, просто заснул. Если был пьяный, то вообще может и не понимал, что умирает. Сколько у нас таких привозят за зиму — я уже со счета сбился. Дураки. Напьются и засыпают на улице.

— Лев, вставай! – услышал я голос Михаила сквозь сон, – Вставай, говорю! Вечно тебя будить надо. Я тебе нянька что ли? Вставай! – крикнул он мне.

Я приоткрыл глаза, смотря на яркие мерцающие на морозе звезды, слушая в голове зацикленные обрывки фраз: «Интересно, что он чувствовал, когда умирал?», «В лесу лежал, возле дерева…», звенело у меня в ушах, с эхом всплывая из памяти: «Говорят, всего в километре от своей деревни… всего в километре…» Синий цвет снова всплыл у меня в голове — цвет губ того бедолаги, которого нашли в лесу.

— Лев, вставай, надо двигаться дальше.

— Отстань, не сплю я, – пробормотал я, закрыв глаза, продолжая вспоминать ту ночь.

— Не спи, я сказал! – пнул он меня с размаху в бок, приводя в чувства.

— Ты чего? Охренел совсем? – приподнялся я.

— Если сейчас заснешь — сдохнешь! Не понимаешь, что ли?

-Ты же говорил, что мы и так мертвы, – включил я сарказм, —  Забыл или передумал?

— Не передумал! Мы же без конца идем уже третьи сутки и ничего не видели, кроме этой дороги. Не видели солнца, твою мать! Где оно? Где же мы тогда? Уж точно не на земле, поверь мне.