Я кивнул, хотя в это сам слабо верил.

— Подай мой телефон, пожалуйста. Хочу позвонить ему, узнаю во сколько. Он сразу за дверцей в тумбочке.

Я повиновался, хотя понимал, что сам по себе звонок, может принести ей боль. Анна свободной от капельницы рукой нашла номер и позвонила. На ее лице читалось волнение.

— Доброе утро, сынок, — тепло и с улыбкой произнесла она, — Мне сказали, что ты сегодня придешь. Вот хочу узнать, во сколько, чтобы не совпало с обходом.

Анна слушала, что он ей говорит и в её глазах угасал огонь, который светил, как только она проснулась.

— Конечно, сынок, я понимаю, все хорошо. Завтра, так завтра. Мне сегодня уже лучше, — на этих словах по ее лицу прошла гримаса боли, — Я подожду. Конечно, завтра приходи. Посидим, поболтаем. Я так соскучилась по тебе.

Он снова ответил, что-то, а она грустно кивнула и произнесла:

— Приходи завтра как удобно, я буду ждать. Пока. Я люблю тебя.

Анна нажала на сброс вызова и ее рука безвольно рухнула на кровать. Я чувствовал ее боль и тихо сказал:

— Вы не против, если я пойду перекурю?

— Нет, конечно, иди. Я пока под капельницей полежу, спокойно.

Я вышел за дверь и прислушался. За тонкими стенами больницы, среди шума и людей я слышал, как плачет мать живущая встречей с сыном… Сжимая кулаки в бессильной злобе, направился к Николаю Сергеевичу, который, как надеялся, должен был уже прийти. Мои надежды оправдались, я застал его в кабинете надевающим свой халат.