Часть 1. Акцесс. Ненавижу.
Каждый раз, натыкаясь на эти сосущиеся парочки в метро, мысленно желаю им обменяться гонореей. И не важно, что шансы оральной передачи ничтожно малы. Зато мои пожелания максимально искренни. С отвращением отворачиваюсь от очередной пары лобызающихся, выкидывая из головы увиденную картинку общепринятой мимимишности. Хотя бессмертный полк бабок-соседок возле моего дома точно нашёл бы подходящие меры инквизиции во имя избавления района не только от наркоманов и проституток, но и от этих слюнообменников.
Поднимаюсь на эскалаторе, который по классике жанра предлагал на нём и родиться, и умереть за время подъёма. Я не спешила, но меня вымораживала невозможность прямого влияния на обстоятельства, в том числе и на транспорт, провожающий меня на работу сначала переполненной маршруткой, потом двенадцатью станциями в подземке, двумя опупительными пересадками и ещё пешкодралом около пятнадцати минут.
Я ненавидела дорогу, московское утро, людские рожи, их запахи и разговоры, как и не отличалась человеколюбием в принципе. Бестолковые студенты, сующие в лицо свои, никому не нужные, листовки с предложением выучить английский за полтора месяца по супер скидке в два процента, бесили меня не меньше, чем мой коллектив на работе. И относилась я к ним ровно так же. То ли дело было во времена карантина, когда я, имея полное право и основание, закрылась в своей комнате, предварительно затарив её едой первой необходимости: соей, фунчозой и кешью. Расставила на широком подоконнике ноут с отдельным монитором, погрузила кабинет в полумрак с помощью фольги, и выходила только по нужде и изредка на кухню. Те три месяца были раем для моей натуры интроверта, хотя я предпочитаю называть её более благородно — мизантропия.
