— Слышишь, что ты натворил? – Крэйван уселся напротив парня на свой топчан.

— Я… я… Делаш… меня… я…

— Что, «тебя»? – Крэйван подался вперёд.

«Говори же!»

Но парень снова умолк.

— Я скажу, — заговорил на своём наречии Одиллис.

Он немного помолчал, и, не услыхав от Крэйвана отказа, продолжил:

— Он всё утро отирался около повозки, — волок ткнул в парня пальцем, окутанным светлой материей. – Допытывался у других воинов про Переход. Спрашивал – почему все спали, спрашивал, не ушёл ли кто во время перехода. Приставал к Аиру с вопросами про сириусов, и каково это – терять всё, что у тебя было.

Крэйван пристально смотрел на парня. Тот был растерян, и прислушивался к голосу волока, пытаясь в непонятной речи уловить хоть что-то. Он оглядывался, озирался, словно загнанный зверёк.

«Это очень больно и страшно – терять всё»!

 — Что дальше?

Одиллис не успел ответить, снаружи снова послышалась буря возгласов и выкриков, а через некоторое время в повозку вошёл Вирша. Аир был с ним. Пандиус почти на себе приволок брута.

— Ну, будешь говорить? – Крэйван терял терпение.

Молчание парня убивало всех. И Крэйван не мог понять, почему он молчит? Чего он добивается? Было видно, что парень, Делаш, боится. Но, кого? Брута, которого не ожидал увидеть при разговоре? Крэйвана, потому что понимал, что, солгав, разбойник его не пощадит? Или того, кто надоумил солгать, если он лжёт.

— Он говорил… с высоким и худым человеком…