Синий огонёк настойчиво потянул её левую руку вниз, к нему присоединился сиреневый справа, и, после минутного смущения, девушка откинулась назад, на подхватившее её упругое тепло. Откуда-то снизу вынырнул изумрудный, пощипывающим холодком скользнул по коже и повёл в сторону, разводя ноги шире. Оранжевый тут же прильнул к обнажившемуся телу, обвил Маричку бережным огнём, приподнял бёдра с сырой земли. В вырез рубахи скользнул лиловый, терпко лизнул груди сотней искр. Девушка невольно выгнулась навстречу ласке, только прикусила губы, чтобы не застонать.

Теперь огоньки окутывали её тело сплошным переливающимся пламенем, где-то покусывая искристыми всполохами, где-то оглаживая властно, сладко — и в один момент позабыла Маричка о Серго, о яблочном гадании, о свадьбе, да и о всей своей жизни. И тут же почудилось девушке, что оранжевый огонёк, полыхающий промеж её бёдер, потёк выше, загустел — и теперь она уже ясно видела лицо Петра, склонившееся над ней. Ярко-голубые глаза, веснушки, ямочка на подбородке — всё как и много лет назад. Он улыбнулся и крепко обнял её, и Маричка почувствовала, как изнутри заполняет её жаркая тяжесть, от которой всё тело потекло тягучим воском.

«Эх, всё одно пропала, так терять нечего…» — мелькнуло в голове. Девушка обвила шею Петра руками, прижалась к его губам — пылким, хмельным — и закрыла глаза, доверяя своё тело трепещущему свету. Голова Марички куда-то плыла, словно затянуло её в водоворот на старой балке и кружит, кружит…