Роден осёкся, посерьёзнел:
–Не надумывай. Не занимай себе голову бреднями. Ничего дурного за ним не примечалось. А если не примечалось, то, значит, и не надо.
–Роден!
–не надо! – Роден пытался быть твёрдым. Но я знаю и всегда знала, как его убедить.
–Ну ради меня!
Дознаватель выразительно закатил глаза, показывая, как ему надоела вся эта мирская скорбь и несовершенство земной жизни. Но я ликовала: победа! Немного подождать. И я буду знать всё про магистра Алгения.
***
Подождать пришлось десять дней. Я извелась совершенно и успела напридумывать себе кучу всего дурного, самой доброжелательной мыслью стала мысль о том, что Роден просто наплевал на меня.
Но грянул вечер десятого дня, я поднялась к себе, измотанная очередным, полным хлопот, днём, и не успела переодеться и расчесаться ко сну, как Роден вломился. По мрачному его лицу я поняла, что ничего хорошего меня не ждёт.
–Две вести! – Роден, тяжело дыша, сел в кресло и, не дожидаясь разрешения, наполнил свой кубок вином. – хорошая и плохая. С какой начать?
–С хорошей! – я села рядом, отмахнулась от попытки Родена подлить вина и мне. Я редко пью.
–С хорошей так с хорошей, – дознаватель не стал ломаться. – Хорошая новость в том, что ты была права на счёт магистра Алгения. Плохая, впрочем, состоит в этом же.
Права? Как права? Что значит – права? Тысячи вопросов скользнули змеями в мысли, но Роден опередил и принялся рассказывать. Он повидал многое за свою карьеру дознавателя, но даже он не мог оставаться бесстрастным и мелко вздрагивал.