–Конечно же спасённых. Большая часть этих людей обречена. А так… – Роден не закончил, молча наполнил мне кубок вином, протянул, – пей. Пей залпом.

            У меня дрожали руки, но я покорилась. Я надеялась, что станет лучше, легче, но легче не стало.

–Кем-то надо жертвовать, – продолжал Роден. – Одна боль другой не стоит. Обречённые до конца служат благу…

–Убирайся! – я вскочила. Роден поднялся неспешно, слегка лениво.

–Надеюсь, ты не будешь ссориться с магистратом целителей? Это всего лишь сироты.

–Это дети! –  я была готова рвать и метать. Но рвать было некого, а метать нечего. Оставалось хоронить в себе бешенство. – Как ты можешь так беспощадно и так цинично…

–Они все равно уже были бы мертвы. За деньги, полученные от взятых, ты можешь спасти больше, – Роден сохранял спокойствие. Мрачность отступила от его лица, теперь он был прежней, но я уже прежней быть не могла. Я готова была проклясть себя за то, что попросила узнать правду. Мне с этой правдой придётся жить, мне, не ему! Мне придется выбирать? Покоряться?

            Бить дознавателя – очень плохая идея. Но я отвесила пощёчину Родену. Я вложила в неё всё кипящее и яростное, зарождённое внутри меня, но не имеющее выхода.

–Я приду завтра, – Роден отреагировал очень спокойно. Возможно, его часто так угощали по лицу, а может быть, он знал меня.

            Я не остановила его. Остаток ночи просидела с вином в полумраке, пытаясь торговаться с собою, но не находя выхода.