А в первый день нового года в нашем подъезде умерла соседка. То ли отравилась, то ли захлебнулась алкоголем – отнюдь не пьяница, но добропорядочная мать семейства примерно моих лет. Вечером 1 января «труповозка» увезла тело, оставив в ступоре семью: мужа, дочь-подростка и трехлетнюю малышку. Подъезд возбужденно гудел, новость доводилась до тех, кто оказался неосведомленным, и у всех на душе было пакостно.

Мать двоих детей, жившая на третьем этаже. Примерно моих лет. Новоселы переехали несколько месяцев назад, и я жену даже не слишком хорошо запомнила – миниатюрная, темненькая, она прятала глаза, бурча «здравствуйте» не людям, а лестничным ступеням.

Мы низко склоняем голову перед горем ближнего, особенно болезненно сопереживая, когда беда поражает как молния, как финский нож. И я опустила свою – поскольку поймала себя на мысли о том, что в один и тот же подъезд эта молния дважды за малое время не ударит. Жертва принесена, оставшимся позволяется жить спокойно – пока часы не пробьют полночь. 

Через несколько дней я поехала в онкодиспансер на укол. У передней двери трамвая, съежившись и уставившись в никуда, сидел муж той самой соседки. Затянутый в кокон своего горя, он просто отсутствовал. Я радовалась тому, что мужчина малознакомый, что он далеко и можно не подходить, не здороваться, не выражать соболезнования… Мы вышли на одной остановке и пошли в одну сторону. Целенаправленно отстав (не подходить, не здороваться, не соболезновать…), я с легким страхом следила за тем, как человек с тоскливой спиной приближается к онкодиспансеру. …Неужели туда же?! Однако темная фигура с маленьким черным пакетом двинулась дальше, а я свернула в ворота.