–А разве ты завоевал всю славу мира? – удивляется Фетида и что-то разбивается в сердце Ахиллеса, ранит его. Может быть снаружи он неуязвим, но внутри…

            Нет, ни один Стикс не выжжет из смертного ни души, ни чувства. Ахиллес чувствует, как глаза его наполняются слезами, и Фетида морщится, тоже это заметив:

–Перед солдатами на разревись. Они не пойдут с тобой в Трою!

–В Трою…– шепчет Ахиллес, и странное предчувствие колет его куда-то под рёбра.

–А куда ж ещё? – с раздражением отзывается Фетида. – конечно же, в Трою! Там ведь будет битва.

            Будет. Конечно будет. Ахиллес даже не прощается с ней, уходит прочь и возвращается в лагерь в расстроенных чувствах. Кто-то бы это заметил, кто-то вроде Патрокла. Но Патрокла нет. у Ахиллеса больше ничего и никого нет, а остальных волнует лишь его присутствие.

–В бой…на Трою! – кричит Ахиллес, потому что больше не знает дороги.

***

            Троя пылает. Белые стены древнего города чернеют, что-то трещит, хрустит, бьётся. Кто-то визжит, и трудно дышать в этом кровавом дыму войны.

            Ахиллес сражается без бешенства. Он ведёт себя как хорошо обученный солдат, но не походит в этом сам на себя. Он не рвётся к ступеням царского двора, не рвётся первым занять тронный зал, и его движения как-то ленивы.

            Разве это Ахиллес? Разве это герой?

            Но кругом дым и чернота, и солдаты едва ли замечают что-то неладное. Это замечает только сам Ахиллес, который ощущает с каждым выпадом меча всё большую пустоту.