Я охотник за отчаянием.

Через десять минут я узнаю, что её зовут Ева, и она художница.

Пока что я просто иду за ней вслед. Я снимаю в гардеробе свою куртку, снимаю лёгкий шарф. Потом я поднимаюсь по лестнице и прохожу мимо неё, когда она садится в холле и достаёт небольшой альбом с зарисовками. Она надевает наушники и начинает рисовать. Я стою у стены, скрытая от неё мраморной вазой с карликовым деревом. Я считаю. «На руках. Ещё два, вероятно, на ногах или животе. Они глубокие – твои порезы. Ты носишь длинные рукава и широкие браслеты на запястьях».

— Ева, привет, — к девушке подскочила её сокурсница. Она начала разговаривать, видя, что у Евы есть наушники. Мне сделалось любопытно, какая логика движет людьми, когда они начинают беседу с человеком, понимая, что тебя не слышат.

— Что? — Ева посмотрела на неё снизу вверх, снимая наушники. Взгляд тяжёлый. Он кажется не совместимым с тонкими чертами её лица — вздёрнутый носик, маленькие, кукольные губы, большие глаза, как у оленя, миндалевидного разреза. А взгляд, как у танкиста после тяжёлого дня на поле боя…

Мне это не понравилось.

— Блин, — сокурсница закатила глаза, — не видела меня, что ли? Я спрашиваю, чего ты так рано пришла.

— Я жаворонок, — хмуро ответила Ева.

— О, везёт тебе, а я люблю поспать подольше. Опять ты вся в чёрном, — она цокнула языком.

— Отвяжись.

У неё очень чёткое произношение слов и красивый голос.