Родители его были по тем временам люди обеспеченные. Отец в райкоме партии курировал сельское хозяйство. Отсюда и гусики, и снедь. Во времена перестройки и позже, когда пошёл гулять по стране частный бизнес, многие Юрины друзья и знакомые здорово поднялись через Юриного папу. Гоняли составами семечку, зерно и другое продовольствие по стране и за границу. А Юра с этого имел гусика и снедь для друзей и коменданта. Да большего он и не хотел. Не его это было все, не его. Мы с ним часто еле нагребали на пиво по карманам.

          Девушки летели на Юру как мотыльки. Они понимали, что он ненадежен, не стабилен, он не та стена, за которой можно укрыться и плечо не то. Он был слишком свободен. И жутко обаятелен. И как человек свободный, врать не мог. И на эту его свободу, обаяние и откровенность слетались мотыльки. 

             Потом папа купил Юре однокомнатную квартиру и машину Жигули. Квартиру он купил, наверное, только для того, чтоб Юра, наконец, выехал из общаги. Юра из общаги выехал, но общагу, все ее прелести и обычаи перевез в квартиру. В квартире был телефон. На телефон звонили друзья и девицы.  Когда ему звонили девушки, он всегда говорил:

             — Конечно, сестренка, приезжай. Да, возьми, если хочешь…  Да все равно что.

             Иногда сразу их приезжало несколько, причем друг с другом не знакомых. Юра, готовил еду, накрывал стол. Весело общался со всеми, не замечая их косых, друг на друга, взглядов. Он был само радушие. Усаживал всех за стол, наливал и, очень серьезно выдавал первый тост: