— Давайте, сестренки, за братика, на брудершафт.
Через час это уже была одна веселая компания, практически семья. В Юриной орбите девушки переставали кукситься и становились подругами, причем многие надолго. В то время мы еще не знали, что надо лепить принцессу из той, которая рядом, а не искать готовую. А, впрочем, мы и готовую тогда не искали.
Мы все время куда-то уезжали, а если не уезжали, то хотели уехать. Уехать, уехать… уехать, к чертовой матери. Самый умный лев, Лев Николаевич, всю жизнь рвался уехать. Уехал. Простыл. Умер на станции. И все-таки, в дороге. В пути.
Юра был единственный человек, с которым мне комфортно было молчать. Прилетая из штатов, я часто останавливался у него. Иногда сутки напролет мы не говорили друг другу ни слова и никакого неудобства при этом не испытывали. Когда я прилетел первый раз, привез ему в подарок кроссовки. Я тогда еще много не зарабатывал и кроссовки купил дешевые, как оказалось из кожзаменителя, хотя я этого и не знал. Юра в них побегал, пропотел и закинул в кладовку. Потом он умер.
Не знаю почему, но мне до сих пор стыдно именно за эти дешевые кроссовки. Ведь мог же взять подороже, мог. Теперь, когда я покупаю кому-нибудь подарок, я понимаю, что человек смертен, и может получиться так, что в следующий раз ты будешь дарить ему только цветы. А вообще я люблю дарить подарки. Когда дарят мне радуюсь. Но немного стыдно.