Так она потом по коридору бежала за мной: «Деточка, деточка! Что ты так разволновалась! Сейчас все выпишем, все сделаем».

После этого случая я её видеть не могу. Даже когда она стала нашим участковым, я к ней никогда больше не ходила.

— Да, от Полоницыной не дождешься внимания, это точно. Для неё главное – в карточке запись сделать. Сидит строчит и строчит, а больному две минуты отводит. Я бы тоже не пришла сюда, если бы для работы не требовался больничный лист. – Это вступила в разговор женщина, сидевшая на соседнем диване.

К разговору подключился мужчина:

— А вы давайте, давайте ей денежки! Сами приучаете, а потом возмущаетесь. Прав своих не знаете. Лично я требую, чтобы меня обслужили должным образом. Они обязаны! А если хотите платить, так идите в коммерческие клиники.

— Когда сильно болит, никаких денег не жалко, если они есть, конечно, — тихо произнесла женщина, на которую еще раньше обратила внимание Галина из-за страдальческого выражения её лица.

Может, разговор на эту тему и продолжался бы, но шум возвращающихся врачей прервал его.

— Сейчас моя очередь, — сказала Галина. Попыталась подняться и ойкнула от боли. Лиза помогла ей и под руку довела до двери кабинета.

— Я подожду тебя, — решительно заявила она. – А ты там не робей.

Врач сквозь очки оценивающе осмотрела Галину с головы до ног:

— Садитесь. На что жалуетесь?

— Радикулит прострелил.

— Что за больные пошли! Уже и диагноз сами себе ставят, — недовольно проворчала Полоницына.