Послушный шут наскоро мазнул румянами, нацепил шаперон и двинулся, позвякивая бубенцами, через поле на дорогу. Видно, стерня колола ему щиколотки через оранжевые шоссы, потому что импульсы так и носились по нервным окончаниям нижних конечностей. Неестественно длинные рукава с буфами доходили до колен, их теребил ветер. Поверх одной ноги болталось подобие длинной юбки или распущенного кушака, на спине красно-синего камзола красовалась нарочитая пёстрая заплата — весь наряд собран из местных устаревших традиций, знакомых здесь каждому.

«Традиции это хорошо, если знать, как их применять. Дешёвый способ получить немного доверия авансом», — подумал Азазель с некоторым удовлетворением — в радости он себе отказывал, радуются пусть верные псы Творца, если им охота.

Наконец на дороге появилась повозка. Солнце покинуло зенит, а это значило, что в ближайшее время базальное тело жертвы будет скупо на дофамин. Плохо. Шуту придётся потрудиться.

Вот ряженый кинулся едва не под колёса повозки, вот с вежливостью на грани насмешки обратился к паломнику, а тот, понукаемый собственной участливостью, сошёл на дорогу побеседовать с заблудшей душой. Крохотная искра гормональной награды зажглась в голове будущей жертвы: невинная радость по поводу собственного милосердия. Ни капли гордыни, правда, правда…

Азазель, не отпуская поводка, до поры держался на приличном расстоянии. Демон оставался невидим для путника, но и путник пока не открывался ему. Подождём, думал Азазель, где я не властен над человеком, там властен его собрат. Подождём.