— Итак, отчего же ты медлишь, друг мой? — вновь спросил демон, чтобы вернуть оглушённого заклятьем раба к его занятию. Однако человек не спохватился, не кинулся намазывать румяна на правую щёку или жёлтый треугольник на левый глаз. Вместо этого он задал другой вопрос:

— Почему я должен так нелепо выряжаться? Не понимаю, отчего публика клюёт на это. Неужели нельзя одеть меня респектабельным господином, вроде тебя? Я буду вызывать уважение, а стало быть — доверие.

Глупый вопрос раба не разжёг злобы Азазеля, поскольку демон, в отличие от одетых в кожу существ, не испытывал стремительных флуктуаций; его ярость вообще не меняла своей мощи. С той же лёгкостью, что обычно, он исказил свой облик добродушной хозяйской усмешкой.

— Всё очень просто, друг мой. В людском сознании новизна тесно связана с благом. Утоление любопытства вызывает у них всплеск дофамина, а те, в ком развита эта их окситоциновая черта, как её — доверие? — они весьма бесстрашны в своей любознательности.
— Прости, я не понимаю…

Азазель усмехнулся:
— Вот потому-то, человечий сын, следует доверять мне без лишних вопросов. Как видишь, я оперирую материями, тебе недоступными. Просто запомни, что загадка всегда обещает разгадку, а разгадка — истину. Сквозь шарады они гоняются за истиной в своё удовольствие, а находят — меня. Так было в эпоху конников, так будет с пассажирами самоходных бричек. Твой облик поистине загадочен, друг мой, поэтому начнём же наш театр!