* * *

            Ночная прохлада поумерила дневной зной. Пение цикад навевало спокойствие. Все в доме спали, даже Нэд, который первую ночь настаивал на поочередных ночных вахтах, но его никто не поддержал. Зачем морить себя недосыпом, если окрест ни одной живой души? Чтобы успокоить друга, Майк заявил, что будет спать в гостиной в кресле. Напротив окна. Майк всегда отличался очень чутким сном и просыпался от малейшего шороха, и Нэд, хмуро сведя брови, кивнул, соглашаясь. Сам он спал в комнате возле лестницы, чтобы в случае чего быстро попасть на первый этаж или быть преградой на пути того, кто захочет попасть на второй. Дженна тоже была на втором этаже. Она облюбовала маленькую комнатку и сразу же по приходу на ферму деятельно взялась облагораживать ее. Сил на уборку у нее ушло немало. Но теперь, чистая и аккуратная, с полевыми цветами на столе, тумбочке и даже стенах, она производила впечатление уютного гнездышка. Дженна хотела также украсить комнаты остальных, но Нэд, фыркнув, заявил, что это для девчонок, Майк, задрав подбородок, гордо сказал, что у него вообще нет комнаты, а только кресло, которое он никому украшать, то есть портить, не даст. А Дядька… Дядька и вовсе облюбовал себе чердак. Грязный, пыльный и темный, как чулан, чердак был персональным убежищем Дядьки, и Дженну он, конечно же, прибираться туда бы не пустил. Впрочем, она и сама не очень-то хотела лезть в эту пыльную дыру. Дядька же нашел там старый хлам и коротал вечера, пытаясь починить старый, невесть с каких времен там хранившийся, пружинный патефон. А на ночь развешивал между стропилами гамак, извлеченный все из той же груды рухляди, и дрых, сотрясая дом до основания раскатистым храпом. Вот и сейчас его еще едва было слышно на втором этаже, но он рос, набирал силу, наливался мощью и готов был вскоре обрушиться на дом каскадами акустического извержения.