Доподлинно неизвестно, когда случилась эта история. Так же никто не ответит, было это взаправду или все это чей-то вымысел. Как не скажет никто, кто был свидетелем этих событий. Одно известно наверняка: история эта случилась в канун Рождества, а уж мы с вами точно знаем, что чудеса в Рождество совсем даже не редкость.
Каждый вечер в мясной лавке по 29-ой улице за полчаса до закрытия происходит один и тот же ритуал: тучный мясник в порозовевшем от крови – некогда белом фартуке – выходит на порог, осматривается, вытирает лицо и снова исчезает в недрах своей лавки. Примерно через десять минут к месту начинают стягиваться собаки со всей округи: кто-то подходит с черного хода, чтобы полакомиться объедками из мусорных баков; кто-то подходит к главному входу, радостно виляя хвостом в ожидании брошенной кости; но есть и такие, кто наблюдает за этим действом издалека. Для последних унизительно копаться в мусоре, и ещё унизительнее выпрашивать подачки, прижимая уши и округляя глаза. Тех, что наблюдают немного, но их главное отличие от других собратьев в одном — все они однажды были преданы человеком. Фрэнки сидела на ступеньках здания на другой стороне 29 — ой улицы, напротив лавки мясника. Живот крутило от голода, серо-зеленое небо затянуло облаками, уже зажглись первые фонари и начал срываться мокрый снег, но она терпеливо ждала час, когда сможет урвать добычу прямо из-под носа глупого мясника. Понемногу другие собаки стали расходиться. Они шли мимо Фрэнки с победоносным видом, гордо неся в зубах объедки, которые выпросили или нарыли в баках. К моменту, когда у входа осталось лишь пара случайных зевак, Фрэнки перешла дорогу и притаилась за распахнутой дверью магазина. Мясника не было. Фрэнки увидела ящик, в котором, словно забытые кем-то сокровища, красовались большие, сахарные кости. Желудок сводило от голода. Хотя Фрэнки давно привыкла к ощущению зияющей пустоты в желудке, здесь — после стольких часов томительного ожидания, в двух шагах от своей добычи — острая потребность в еде смешалась с нарастающим чувством страха и от того ощущалась особенно остро. Фрэнки сглотнула слюну, на согнутых лапах прокралась к ящику и потянула за самую большую кость, которую только могла достать. Она была уже у нее в зубах, оставалось только приложить немного усилий и рвануть, что есть мочи, с заветной добычей, как та за что-то зацепилась, и весь ящик с грохотом рухнул на пол.
В глубине магазина появился мясник: услышав шум, он направился к Фрэнки, шурша фартуком и задевая предметы, выложенные на прилавке, своим широким телом. Он взмахнул ручищами, водружая ящик на место, и мягко сказал: — Эх ты, давай я тебе помогу …
Фрэнки прижала уши, зарычала и, не выпуская кость из зубов, выбежала из магазина. Она бежала без остановки несколько кварталов, крепко сжимая в зубах кость, прежде чем смогла остановиться, чтобы перевести дыхание. Немного отдышавшись, Фрэнки замедлила ход и, хоть и не довольная тем, что попалась, зато довольная своей добыче, побрела домой.
Шел снег. Небольшое углубление в арке под мостом, выстланное картоном, тряпками и старыми газетами служило Фрэнки убежищем. Туда почти не попадала вода и было почти что уютно. В убежище можно было не беспокоится о непрошенных гостях: других собаках, автомобилях и людях. Там даже почти удавалось забыть о голоде и холоде. Единственное, от чего не защищало убежище — это одиночество. Сегодня Фрэнки удалось поесть, значит можно и отдохнуть. А завтра она снова отправится на 29-ую улицу, чтобы в очередной раз надуть этого гадкого мясника. Уж кто-кто, а она не будет вилять радостно хвостом, чтобы он кинул ей кость. Она сама по себе и сумеет добыть еду.
