Он вытянул из лаза грязную мокрую ткань, отвязал кирпич, обмотал ее вокруг бедер и направился в сторону дома. Идти пришлось не по центральным улицам, а обходить по окраинам, чтобы не перепугать никого, если встретится вдруг поздний прохожий. И к своему дому он так же пробирался через огород, преодолев невысокий забор. И только сейчас в голову пришло, как же войти в дом. Мама и родные и так пережили потрясение, и покажись он в таком виде, сердце мамы может просто не выдержать. Он умылся, смыл с головы и тела глину прямо в арыке. Ополоснул там же кафан и ткань, и наконец увидел, что из дома вышел Марат. Старшему брату Мирас всегда мог доверять и надеялся, что не перепугает его насмерть. Марат прошел к топчану возле дома и прикурил. В свете зажженной спички ему показалось, что за топчаном стоит человек.

— Кто здесь?

— Мара, брат…это я. Я не умер…

— Аллах милосердный! – он отшатнулся и едва не свалился через ограждение беседки.

— Мара, я, правда, живой. Вот, потрогай меня.

— Но, как это… — с опаской он потрогал протянутую руку.

— Благодаря дождю и норе суслика.

С полчаса братья обсуждали, как быть.

***

— Мама, скажите, как бы вы поступили, что бы почувствовали, если бы наш Мираска сейчас вошел в эту комнату?

Со всех сторон, от присутствующих родственников раздался злобный шепот: «Совсем с ума сошел?», «Ты что городишь?», «Мать совсем не жалеет!»

— Я, Маратик, всю жизнь свою до минутки отдала бы, чтобы только мои дети были живы и здоровы.