Я не знаю. Я не смог. Да я вообще мало что могу – только ждать, ждать собственного конца, ну, ещё, пожалуй, слушать тот кусочек жизни, что надо мной.

            Эти темницы Коллегии Дознания строили с точным знанием дела, потолки низкие, давящие, это сделано для того, чтобы преступник, ожидая допросов или казни, страдал от тесноты и духоты. Но мне повезло – да, в галерее этих темниц, я, что называется, везуч! У меня есть в потолке крошечное окошечко – зарешеченное, но от него есть ветерок. А ещё запахи и шум.

            Я чувствую запах свежеиспеченного хлеба – его привозят в Коллегию Дознания к обеду. Чувствую, как пахнут рыба и мясо, грибы и запечённые овощи – дознавателей содержат на славу, наверное, самая богатая из неторговых Коллегий Маары.

            А ещё я их слышу. Они ходят… много ходят. У них тяжёлые сапоги, каблуки которых подбиты железными гвоздями. Они переговариваются, смеются, ругаются, шуршат бумагами и плащами, а я их слушаю, о чём они даже не подозревают. Я различаю некоторых по голосам и иногда даже могу улыбаться (несильно, чтоб не заметила стража) их мимолётным шуткам. Но они не знают об этом. Потому что я, как и вся галерея темниц, как и подземные этажи заключенных – для них рутина. Это для нас дознаватели составляют последних, кого мы, похоже, в большинстве своём видим. А для них мы дела, номера, обречённые. Живые мертвецы, которых можно не стесняться.