-А, — вспомнил про Ноэля один из Дознавателей, — вали отсюда, пока ноги и руки целы.

                Ноэлю не нужно было повторять дважды, но впервые. Придя к себе в каморку, он понял, что больше не чувствует себя в безопасности. Что-то произошло все-таки, прорвалось страшное…

***

                А перед зимой, когда опустился на Маару голод, тоска Ноэля, привычного уже к нищете, что нагнала его и к пустому желудку, что снова требовал пищи, как раньше, в прежней жизни, стала невыносимой.

                Он страшно захотел вернуться в свое, не насенное на карты поселение, лишь бы не встречать заколоченные теперь слепые лавки, шатающихся людей – редких, оборванных и голодных и дознавателей, число которых множилось все больше и больше…

                Собрав последние медяки, Ноэль написал трогательное письмо домой, к жрецу, моля прочесть письмо отцу, братья и сестрам и разделить медяки между собой, а если милосердие их окажется посланным от самого Луала и Девяти Рыцарей Его, то и принять его – заблудшего в ритме городской жизни, обратно.

                Каждый день был похож на пытку. Ноэль не верил, что письмо дойдет, ведь сейчас, как слышал даже он, дознаватели, взявшие почти всю власть и державшие каждую Коллегию на поводке, вскрывали почту, и не отсылали писем, если находили их опасными.

                Ничего опасного, конечно, Ноэль не писал, но он уже сомневался во всем. Ему не с кем было поговорить, некому пожаловаться и не с кем посоветоваться.