1
Стас держал в руках маленький черный камень. Тонкие волосы падали на вспотевший лоб и касались распахнутых глаз. За стеной шумел телевизор, но Стасу казалось, что это шумит стрекоза, застрявшая между стеной и шкафом. Сомнений не было — четыре прозрачных крыла бились в темноте, пытаясь выбраться.
Комната наполнялась неизвестной, давящей тишиной, и когда пропал последний звук, Стас отчетливо понял, что никаких стрекоз, по большому счету, и не существует. С этой мыслью пришла и другая: ужасно захотелось свернуться в позу эмбриона, вернуться куда-то назад, далеко-далеко, к понятному и простому.
Потом все пропало. В темноте бесшумно схлопнулись астральные миры, порвались золотые нити. Стас забылся, ясно осознавая, что никакой он вовсе и не мужчина. Истина стала чересчур понятна, и от долгожданного облегчения хотелось снова во всем запутаться.
В темноте появились звуки: забурлили гордостью бездонные колодцы и взревели доисторические животные, зачахли прошлые жизни и заплакали убогие младенцы. Ослепляя белым светом, в сознании взметнулась искра.
В реальности ничего этого не было.
В реальности — на столе трепетала одинокая свеча, словно кто-то бегал по комнате, пытаясь найти выход. Напротив Стаса сидела гадалка в тонкой расписной мантии и серебряных перчатках. Ее лицо скрывал капюшон, шею укрывали тонкий фиолетовый шарфик и большие зеленые бусы. Гадалка виртуозно раскладывая карты, готовясь встретить следующего клиента.
— Я люблю родственников, но не отдам за них жизнь, — Стас говорил тихо, спокойно, не удивляясь самому себе. — Я завидую друзьям и отыгрываюсь на тех, кто завидует мне. Я халтурщик. Мое самомнение зиждется на похвале за случайные успехи. Я боюсь и не боюсь. Мне одновременно кажется и так и эдак. У меня есть убеждения, которые я ни разу не проверял, но я люблю себя, и мне не нужны доказательства. А жена… Она считает, что я слабый, потому что я действительно слаб.
Он очнулся, кинул на стол камень и начал тереть сухие глаза.
— Я думал, это никогда не закончится…
— В-возьми, — заикание было единственным, что портило магический вид гадалки. — Тебе к п-психологу, а н-не ко мне. — она протянула визитку.
Стас дотронулся до белой карточки. Гадалка схватила его руку.
— Еще м-могу п-погадать.
— Не нужно…
— И е-еще. Там д-действительно есть с-стрекоза. Но д-дохлая.
———
Через три дня, вечером, Стас сидел в кабинете у психолога.
Ани.
— Это было… — рассказывал он. — знаете, как… как под гашишем.
— А вы давно его употребляли?
— Давно. У меня вообще нет вредных привычек. И эмоционально я всегда был стабилен… Так что с женой-то делать?
Затягивать сеанс Ане не хотелось — рабочий день подходил к концу, а на входе в клинику ее ожидал кавалер.
Глеб.
— Чтобы не тратить наше время, давайте сделаем так: продолжайте ходить к гадалке, ничего страшного с вами не произойдет. Знаю эту женщину, она проверенный специалист. Гипноз вообще полезен, он расслабляет многие отделы мозга. И нам с вами будет легче — подсознание само расскажет о переживаниях. Это эффективная практика, многие знаменитости так делают.
— Вы мурыжите меня… Гоняете туда-сюда. От вас к гадалке, от гадалки к вам. А дальше что? К гробовщику? — он бросил это куда-то в сторону и вышел из кабинета.
«Ну и славно», — подумала Аня, доставая помаду. Через полчаса она вышла из клиники не такой, как обычно: на ней было аккуратное вечернее платье и ярко-лимонные каблуки. Глаза были подведены, а волосы собраны в хвост.
У обочины стояла белая иномарка. Глеб вышел из машины и открыл дверь, приглашая сесть. Аня непроизвольно улыбнулась.
— Ну что, куда едем? — спросила она.
— В «Мертье», конечно!
По пути в ресторан они неловко молчали. Глеб включил музыку, и, в целом, все выглядело так, как будто они просто наслаждались вечерним Комолово.
«Мертье» был не самым дорогим, но очень приличным рестораном. «Кем же ты работаешь?» — подумала Аня. О работе Глеба она узнала через пару минут, за столиком.
— Я полицейский. Старший лейтенант.
Влюбленность, сидящая внутри девушки, сжалась и спряталась где-то за ребрами. «Подставной», — подумала она.
— Работаю круглые сутки, — продолжал Глеб. — Но я фанатик. Иногда мне кажется, что я свихнулся. Скажи мне, я выгляжу как сумасшедший?
— Ну, конечно, нет! — рассмеялась Аня. — Заявляю, как психолог.
Сомнения улетучились. Любовь снова растеклась по телу.
— Если серьезно, я одержим работой. Скорее даже, собственным успехом. Не подумай, что я пытаюсь что-то из себя корчить, нет. Просто предупреждаю.
— Предупредительный выстрел, — улыбнулась Аня.
— Скорее, огонь на поражение, — серьезно ответил Глеб.
Девушка застыла, но мужчина вдруг улыбнулся. «Огонь на поражение.» — повторила про себя Аня. А потом повторила еще раз, но с удовольствием: «Огонь на поражение…».
— Попал, — игриво сказала она.
2
Период их влюбленности, переросший в любовь, был нежным, упругим и чуть влажным. Они гуляли по набережной, разговаривали по ночам на мосту, каждый день видели друг друга голыми и ходили в бары, где даже самые завзятые хамы не трогали их.
Более того, вид влюбленных размягчал почти всех людей вокруг, заставляя медленнее двигаться и тише говорить, чтобы не стать случайным ветерком, который потревожит две хрустальные пластинки, прислонившиеся друг к другу в непостижимом равновесии.
Аню восхищала сила Глеба, его неотступность и настойчивость. Обладая упертым характером, рядом с ним она становилась маленькой девочкой, не смеющей возразить. Он решал ее проблемы быстрее, чем она о них узнавала, и это было настоящим счастьем для девушки, долгое время жившей одной и отчаянно пытавшейся разжиться за счет нескольких работ. А еще Глеб имел обыкновение молчать, но говорить метко и по-мужски романтично. Как-то раз, глядя на заходящее Солнце, он спросил у нее: «Чем ты видишь этот закат?». Аня ответила: «Мне кажется, это веко огромного дракона, которое вот-вот разомкнется и покажет глаз.» «А я вижу его нами, — сказал Глеб. — Я вижу его собой. А еще космосом. Глубоким и бездонным. Я вижу этот закат нашей планетой, которая скрывается от жара огромного Солнца, поворачиваясь к прохладной вселенной. Я вообще люблю космос. Он часто мне снится…».
Через год Аня переехала к любимому и уволилась с работы, потому что Глеб был убежден, что трудоустроенная женщина отнимает у мужчины стимул к работе. Она стала проводить индивидуальные сеансы на дому, и Глеб согласился называть это «хобби», но с условием, что клиентами будут только девушки. А клиентов становилось все больше. Аня говорила, что во всем виновата любовь, которая гонит время и превращает любую работу в отдых. Глеб соглашался, но при этом его работа с каждым днем становилась все скучнее. Происшествий в городе не было, зато появились килограммы не заполненных документов. А оформляя бумаги, до капитана не дослужишься.
Одной жаркой ночью Глеб резко остановил машину и ошарашенно уставился на любимую:
— Аня, ну какие гороскопы, какие зодиаки!? Ну что за чушь?
— Звезды влияют на нас. Тут ничего такого нет. Если ты так переживаешь, то давай посмотрим, что тебя ждет.
— Что мы посмотрим? Когда я перестану перебирать документы? — он откинулся на спинку кресла и стал чесать нос. — И вообще, мы договорились, что ты этими глупостями больше не занимаешься.
— Убери руку, сейчас до крови сотрешь.
— Я никогда не шел по головам, ты знаешь. Я иду своей дорогой, доказывая самому себе, что могу стать лучшим. По большому счету, я хочу только этого. Но что я могу сделать, если в городе затишье? Мне нужны эти дела, понимаешь? Как доктору нужны больные. Да, я признаюсь. В каком то смысле это жестоко. Чем больше дел я получу, тем быстрее продвинусь по службе. Но я никого не обманываю, хотя мог бы. Я честно жду работы, а ее нет…
Аня посмотрела на небо. Она взвешивала свои чувства, пытаясь решить — стоит или не стоит. И вдруг ей показалось, что стоит. Да и вообще, ничего страшного в этом нет — в конце концов, он ее любит. Она обняла его.
— Послушай… Я не могу смотреть на тебя такого… Помнишь, я рассказывала тебе про бабу Нину? Ты же знаешь, что я иногда гадаю и чувствую странные запахи… Это мне от нее передалось. Так вот, у ее мамы был камень, который достался ей от ее мамы. Обсидиан. Его нашли в заброшенной мастерской — там какая-то непонятная шаль была усыпана кучей таких камней…
Глеб толкнул дверь, вышел из машины и сел на капот. «Дура, — думал он. — просто дура». Над головой горела одинокая звезда, казавшаяся ему лишней. Она была как случайная капля краски на чистом холсте, как засохшая точка штукатурки на идеально ровных стенах — ее хотелось стереть, убрать, содрать ногтем. Зачесался нос. Он рывком открыл дверь, заглянул в машину и крикнул:
— Мне кажется, ты не до конца понимаешь, о чем я говорю!
Аня сдвинула брови, будто вот-вот заплачет, и прошептала:
— Пожалуйста, давай попробуем…
———
Стас лежал на кровати под храп жены и размышлял о их совместной жизни. Помощи со стороны он уже не искал, потому что Аня внезапно перестала работать, а гадалка не открывала дверь.
На других психологов и колдуний уже и не осталось денег.
«Спрашивается, отчего я такой слабый? — думал он. — Детишек, вон, даже приютили. Она бы не согласилась их взять, если бы была не уверена во мне. Разв слабый возьмет детдомовских? И вообще, я не слабый. Я просто теряюсь».
Он вспомнил, как аэропорту его жену облапал охранник с металлоискателем. «Еще сильнее бы тебя помацал.», — сказал Стас в зале ожидания. Он хотел показать, что ревнует, хотел продемонстрировать свое мужское начало. «А почему ты говоришь это мне, а не ему?», — спросила жена.
Засыпая, он в который раз содрогнулся от ее слов.
———
После долгих уговоров Аня посадила Глеба на диван и дала ему маленький сверток.
— Я не знаю, что ты почувствуешь, но если что-то пойдет не так, то сразу отпускай.
Глеб достал достал камень и сжал его. Ничего не произошло.
— Расслабься, — посоветовала Аня.— Закрой глаза.
Явь расслоилась. Глеб уставился в стену. Комната сомкнулась и разомкнулась незнакомым местом : в полной темноте он сидел у дубового стола. На столе догорала свеча.
— В-возьми, — он увидел руку, протянутую с другой стороны стола. В руке что-то блестело. — Н-надень на г-голову.
Глеб взял кусок фольги, положил его на волосы и стал приминать.
— Это чтобы на н-нас не п-подействовало, — сказала гадалка. — Звезды влияют на нас. Тут ничего такого нет. Если ты так переживаешь, то давай посмотрим, что тебя ждет. Только поменяем звезды местами, чтобы лучше было видно… — женщина задула свечу и зажгла новую.
На столе заблестел медный прибор — что-то наподобие детской игрушки, в которой надо перегонять фигуры по изогнутым железным тросам. Только вместо фигур на тросы были насажены обшарпанные шарики разного размера. Женщина стала перемещать их. В своем балахоне она походила на старинного арифметика с деревянными счетами.
Свеча горела, но свет вокруг нее исчезал — пространство словно всасывалось в пламя. А потом пламя сжалось само в себя, увеличилось до невероятных размеров и потухло.
Глеб висел в космосе, а напротив ослепительно горела огромная звезда. Ее поверхность была мятая, а из ям сочились бесчисленные энергетические вспышки, образовывая вокруг оранжевую газовую завесу.
Глеб повернул голову и увидел другие звезды. И вдруг с механическим скрежетом они заметались в разные стороны, как пыль: светила и их каменные спутники, ледяные кометы, расколовшиеся астероиды и окольцованные планеты проносились мимо, ломая разум своими размерами. Стоял вселенский грохот, но Глеб был уверен, что оглох и слышит лишь отзвуки контузии. Мир завертелся, набирая обороты, перемешался, собрался в единое целое, а потом разобрался и исчез.
Глеб сидел за рулем своей машины. На огромной скорости он несся по пустой дороге. Проезжая мимо знакомых мест, он понял — это дорога ведет домой. За окнами мелькали многоэтажки, и в каждом доме Глеб успевал найти преступление. Он проникал в квартиру, видел нужное и возвращался обратно в машину.
Вот полуразрушенный пятиэтажный дом. Там, в 28 квартире, за пластмассовым столом сидят зеки и играют в карты.
Худой мужчина кидает на стол туз червей.
— Кинул раньше моего, — отвечает другой, мускулистый зек. — Проебал.
Худой мужчина встает и смотрит на соперника.
— Я бы поспорил с тобой, да только ты петушара.
— Ты кого петухом назвал? — мускулистый встает, но другие зеки хватают его и валят на пол.
Стол переворачивается. Бутылки разбиваются, хлебные крошки усыпают виниловый ламинат. Худой садится на колено, поднимает упавшую карту, ставит ее между средним и указательным пальцами, чуть надавливает, чтобы она свернулась полукругом, и подносит к нижнему веку обидчика.
— Ты че, с ума сошел!? УБЕРИ!
Худой надавливает на карту большим пальцем и выдавливает глаз. Мускулистый кричит и извивается. Худой наклоняется и говорит:
— Я не проебал.
Вот небольшой торговый центр. В нем два охранника сидят в будке и спорят. Глеб попадает туда сквозь замкнутые двери и закрытые турникеты.
— Да ничего ты не понимаешь! — кричит один из охранников, бывший пограничник. — Я тебе говорю, они наглеют с каждым днем. У нас есть руда, а им она нужна позарез, хоть убейся. Это неизбежно! Так испокон веков было — у нас отбирали то, что заработали наши деды. — он указывает на бетонную стену. – Ты только посмотри, как их прожектора на нас зло светят…
— Ты перепил, что ли? — отвечает другой охранник. — Тебе эти пограничные войска уже мерещатся.
— Да ты смотри, как светят!
— Но наши тоже на них светят! — смеется напарник.
— Так наши-то по-доброму… — пограничник встает со стула, достает из кобуры пистолет и застреливается.
Вот психиатрическая больница №12. В ней медбрат без стука вбегает в кабинет заведующего и кричит:
— Алексей Владимирович, больные заперлись в седьмой палате!
Заведующий выбегает из кабинета. У двери в седьмую палату копошится весь медперсонал. Алексей Владимирович разгоняет толпу, дергает за ручку и строго говорит:
— Немедленно открывайте!
Пока снаружи пытаются выломать дверь, Глеб смотрит на голых, липких от крови пациентов. Поделившись то ли на сильных и слабых, то ли на окончательно сошедших с ума и сошедших с ума недостаточно, они всячески извращаются друг над другом: лысый мужчина форточкой ломает пальцы старику, низкий парень засовывает кого-то в чужую прикроватную тумбочку, инвалид без ноги откусывает язык уже мертвому подростку, а мужчина в круглых очках стоит у вырванной батареи и варит в кипятке собственные ноги.
Вот, в новостройке, в 36 квартире, детишки стоят в дивана и слушают своего папу.
— Она была ментальной шлюхой. Не воспринимала меня всерьез. Такое бывает, поверьте папе Стасу. Вырастите – поймете, – он смотрит на задушенную жену. – Жалко, да? Хорошо, что она вам по-настоящему близкой не была. А вот мне не повезло – до чего же быстро из нее выветрилась любовь… Она говорила, что я слабый, что во мне нет стержня. Я любил ее, а она этим питалась, – он тычет пальцем ей в грудь. — А любовь к любви другого — это в первую очередь любовь к самому себе, мои хорошие… А от этих психологов и колдуний я так ничего не добился. Еще и работать перестали — да, как назло, все вместе. Друг другу, видимо, помогали, туда-сюда меня мотали, вдвоем денег сшибали…
Глеб обрел плоть и почувствовал, как кто-то схватил его за руку. Он обернулся и увидел гадалку.
— О-отдавай к-камень, — тихо сказала она.
— Нет, — Глеб схватил ее руку, высвободился, порвав перчатку и бросился в коридор.
Гадалка с воем побежала за ним. В замке тряслись ключи. Глеб схватил их, выбежал из квартиры и запер дверь. Он посмотрел в сторону лифта, но лифта не оказалось. Сломанная дверь упала на пол. Гадалка неслась на Глеба сквозь бетонную пыль. Глеб подбежал к лестнице, собрался с духом и прыгнул в тонкую щель между перилами, придерживая фольгу на голове. Он летел вниз, маленький, как карандаш, и крутился, увеличивая скорость. Полет казался настолько долгим, что в какой-то момент Глеб понял: за это время его давно настигла гадалка, сделав тенью на своей стене.
Мгновение перенесло его в машину, подъезжавшую к дому. Глеб стал тормозить, скрипя шинами и оставляя на дороге длинные следы. На парковке он осмотрелся. Никого не было.
Глеб вышел из машины. В подъезде ему показалось, что он находится в чужом доме. Садясь в лифт, он не был уверен, что знает нужный этаж. Нажав на первую попавшуюся кнопку и выйдя, он не знал, в какую квартиру идти. Тело стало слишком тяжелым, он попытался сделать шаг, но медленно упал. Кулак разжался и обсидиан покатился по кафелю.
Последним, что Глеб услышал, был крик: «ОТДАЙ! Отдай…». Последним, что он увидел, была ладонь, тянувшаяся к камню. Ладонь с бесчисленным количеством складок. Ладонь с сеткой вместо линий.
Ладонь хироманта.
———
Он пришел в себя дома, на диване. Обессилено потрогал мокрую голову и не нашел на ней фольги.
— Господи… — Аня тянула ложку к его рту. — Пей, у тебя обезвоживание…
Глеб проглотил соленую воду и попросил почесать нос.
Через час, на кухне, он осторожно ел суп. Аня сидела рядом.
— Что ты видел? — не выдержала она.
— Что я видел… Скорее всего, я знаю, куда поеду завтра с нарядом.
— Вот так сразу? Ты только что чуть не умер.
Глеб посмотрел на нее. Бледный, с лопнувшими сосудами на глазах, он сказал:
— Это того стоило. Если все это правда, конечно. Хороший у тебя камушек…
— Ну так поезжай туда прямо сейчас, если о себе не думаешь!
— А как я объяснюсь? Скажу, что угадал место преступления?
Она уставилась на него, как на спятившего. И он рассказал ей все, что видел, кроме мужчины с убитой женой и гадалки.
Пока Глеб был в ванной, Аня ушла в спальню и укрылась одеялом, борясь со страхом. Через полчаса зашел Глеб, выключил свет, лег на спину и закрыл глаза.
— Неужели ты сможешь уснуть? — Аня включила свет и посмотрела на возлюбленного. Он улыбался и напоминал ей ребенка, который в ждет рассвета в новогоднюю ночь, чтобы найти под елкой подарки.
— Конечно, смогу. Я же спал, пока ждал. А спать в ожидании очень неприятно, ты знаешь. А теперь у меня все получится.
— А если нет? Я предложила тебе это сделать, потому что мне казалось, что ты что-то поймешь о себе, найдешь правильную дорогу… Да, ты не отошел от шока, но по тебе видно, что эти ужасы тебе нравятся! Я уверена — это были просто галлюцинации. Как бы ты не сошел с ума…
— Я возьму этот мир за яйца, — шептал Глеб.
— Ты не в себе! — Аня разозлилась от непонимания. — Я понимаю, ты целеустремлен, но не до такой же степени! Ты постоянно говоришь, что возьмешь мир. Да как вообще его может взять мент? А если ты никогда его не возьмешь?
Глеб приподнялся. Его глаза заслоняла сияющая пыльца. Он улыбнулся, сгустив на лбу морщины и вкрадчиво, словно говоря самому себе, произнес:
— А если у меня получится? А? Что ты скажешь тогда? — он скинул одеяло и попытался обнять Аню. — Ты будешь мной гордится? — он стал целовать в шею.
— Уйди…
— А что же так?
— Это мерзко…
— Ах, это мерзко, — он сунул руку под подушку. — Боишься чужих преступлений? А что насчет твоих?
— Глеб, это все очень странно, я не понимаю, я…
Конечно, она все понимала. Статья сто пятьдесят девятая. Мошенничество, совершаемое с помощью обмана и злоупотребление доверием.
Глеб схватил Аню за запястье и посмотрел на ладонь, испещренную линиями. А затем достал из-под подушки наручники и скорчил испуганную гримасу:
— Вы а-арестованы.
Еще почитать:
Авторская библиотека — «Контракт с красной печатью».(Мистическая повесть).
Бегство из времени. — Новое время
Неделя грёз
Наше прошлое
«
»
4 Комментариев