— Здесь…так спокойно, — произнёс Льёт, оглядываясь вокруг и вертя в руках лапку недавно съеденного рябчика, — даже уходить не хочется.

Погрузившись в воды собственных размышлений, девушка бережно собирала косточки съеденной ими птички. Силдж аккуратно складывала их в льняной мешочек, тщательно рассматривая каждую; не поворачиваясь к юноше ответила:

            — Вот строились бы здесь, тогда и возвращаться не пришлось.

Встав на ноги и закрыв глаза, девушка что-то шептала мешочку, нежно обхватив его белоснежными ладонями. Закончив только ей ведомый заговор, вёльва прислонила его к своему лбу и какое-то время стояла в таком положении. Со стороны казалось, что телом девушки завладели неведомые Льёту духи – те, которых как она говорит он не видит, но они есть везде. После окончания обряда, Силдж повесила мешочек на ветку рядом стоящего дерева. Льёт внимательно наблюдал за таинственным действом. Ему всегда было любопытно, что испытывает рыжеволосая во время подобных обрядов, погружаясь куда-то саму в себя. Кого или что видит, находясь вне этого мира? Терпеливо дождавшись окончания неизвестного ему обряда, Льёт монотонным голосом спросил:

            — Никогда этого не пойму. Вот скажи мне, зачем…

            — Таккнемлигхе́т. Благодарность за то, что она нас накормила. – ответила девушка, уловив мысль юноши и прервав его. Повернувшись к Льёту продолжила, — Плоть мертва и съедена нами, но дух всё ещё жив; теперь он спокоен.