Комолово. Рассказы. Пятая конечность

Странные предчувствия появились вечером, когда пропали тени. Заборы, машины, прохожие — все выглядели жутко без своих темных двойников. Это были знаки, разумеется, и Юра мог догадаться, что встретит ту девушку ночью у закрытого рынка. Надо было лишь обратить внимание на подсказки — авось бы, пронесло. Но он не обратил.

Был еще один знак — на крыльце ресторана женщина в вечернем платье сорвала с шеи украшение. По асфальту заскакали бусины, и Юра заметил их, только когда они ударились о его ботинки.

В тот вечер мир был преисполнен собой — чудные мысли перепрыгивали из голов в головы, и по людям было особенно заметно, что они не созданы Богом, а выбрались из глубин океана. Юра взглянул на бусины, пошел дальше. Ему казалось, что жизнь бурлит лишь там, где появляется он. А прохожие — вовсе и не прохожие, а куклы. Кто-то управляет ими, дергая за веревочки. Он заметил, что вместе с головой у человека пять конечностей — сколько и пальцев на руке кукловода.

За углом располагалось ритуальное бюро. Проходя мимо, Юра закурил и подумал о небольшом склепе с вмонтированной туда музыкальной шкатулкой. Представил, как потомки заводят волчок и слышат голос предка. «Привет, — говорит он. — Вы меня не и знаете, а я жил, тут, в Комолово, и ходил по тем же улицам, что и вы. Мне нравились мандарины, и однажды я почистил зубы цитрусовым шампунем…» — что-нибудь в этом роде.

Он вышел на просторную улицу с трамвайными путями. По правой стороне тянулся рынок с пустыми деревянными лавками. Было тихо, безлюдно, и только в будке охранника слабо горел синий свет. Юра шел, глядя на ночное небо. Луна светила софитом и выхватывала его из темноты, как солиста на сцене. Время исчезло, истины словно собрались в одном месте. Он глубоко вдохнул и посмотрел вперед. Невысокая девушка с длинными волосами, собранными в хвост, шла навстречу. Поравнявшись, она бросила: «Здравствуй», — и пошла дальше, не останавливаясь.

— Добрый вечер, — ответил он, а спустя мгновение развернулся, чтобы признаться в любви.

На улице никого не было. Юра завертелся на месте.

***

Утро было неприятным. Стоя на балконе, он задумался о девушке с волосами, собранными в хвост. Опалил фильтр, опомнился, взял сигарету правильно и обжег язык.

День был суматошным. Улица с трамвайными путями тянула к себе, и он отправился туда, не дожидаясь вечера.

Покупатели слонялись по рынку, переходя от лавки к лавке, щупали товары, словно слепые, и спрашивали цену. Юра курил на остановке. С наступлением заката над улицей пронесся колокольный звон — бедный, стонущий, будто молящий продлить Ветхий завет еще на один том. Потом отзвуки затихли — затихло все вокруг. Появилось ощущение чего-то нарочито надежного и монолитного, как-будто в одно отверстие загнали три шурупа. Люди стали расходиться, предвкушая воскресный вечер. Охранника в будке сменил другой охранник. Юра все так же сидел и курил, вглядываясь в женские лица. Потом к нему подсела старуха и дала уж совсем прозрачный намек — она сказала, пережевывая вставные зубы:

— Этот мир перевернут, чувствуешь?

— В каком смысле? — не понял Юра.

— Все как обычно, только вверх ногами. Ты принюхайся.

Юра принюхался и подумал, что воздух, действительно, несколько разрежен.

— Я не совсем понимаю, — сказал он.

— А пора бы! — старуха открыла сумку и принялась доставать из нее всяческие вещи. — Вот бусины мои. Водичка. Вот травы. Это — не помню, что. Вот сборничек стихов… — она вдруг замолчала, будто вовсе ничего и не говорила.

— Я не совсем понимаю, — повторил Юра.

— А пора бы, Максик!

— Я не Макс.

— А кто?

— Юрий.

— Прошу прощения, — старуха сложила вещи и поковыляла к маршрутке.

Стемнело. Юра подметил, что на небе ни звезды, и сказал про себя: «нынче с неба пропали звезды…». Начал складываться стих — неуклюжий, неловкий. Через десять минут получилось четверостишие о чем-то отстраненном, образном, но, на самом деле, про девушку с волосами, собранными хвост:

Нынче с неба пропали звезды

Тюльпанов гроздья на дне стакана

Вода впиталась, не верю больше

Что мы пришли с глубин океана.

Юра повторял про себя стих, беззвучно шевеля губами. Забывал слова, пропускал строчки. Вспоминал их, менял местами. Ему нравилось.

К остановке подъехал последний трамвай. Двери открылись. Несколько людей зашли, пару человек вышли. Юра поднял голову в последний момент, когда по рельсам заскрежетали колеса. Он посмотрел в окна и увидел ее — в джемпере и с волосами, собранными в хвост. Она помахала — но не здороваясь, а будто подзывая. Он нервно сглотнул и посмотрел на номер трамвая — шестьдесят шестой.

***

Она не появлялась несколько дней, и Юре пришлось сесть в шестьдесят шестой трамвай, проездить весь вечер, выйти на окраине города и пойти домой. Луна светила, звезды появились. «Самое ужасное чувство — чувство ожидания и неопределенности», — подумал он. Стих запомнил наизусть. Постоянно повторял его, нервно курил и пытался отвлечься — но тут уж не отвлечешься, как ни пытайся.

Их встреча случилась на следующий день, дома. Юра проснулся на закате, сел в постели и оглядел темную комнату. Потом лег обратно, попытался заснуть, но не смог. Ворочался, менял позы, и в конце концов решил, что сегодня чересчур костляв для сна. Потихоньку пришел в себя. Настроение стало хорошим. Что-то в этом есть — выспаться перед ночью.

Он вспомнил, что видел во сне девушку с волосами, собранными в хвост — как она стояла над его кроватью и махала ему рукой. Девушка была огромна, потолки в комнате выше, а окна ничего не отражали. Юра смутился, подумав об этом, и наконец нашел в своей тяге что-то странное. Ему показалось, что раньше он смотрел на это как-то изподвыверта, а сейчас взглянул издалека, отстраненно. «Бывает», подумалось, «Всякое случается».

В это время она и появилась — появилась зеркале прихожей, когда он ощупывал куртку в поисках сигарет. Юра пару раз моргнул, подошел ближе и спросил:

— Кто ты такая?

Девушка дала себе пощечину, заплакала, и стала отдаляться вглубь зеркала, как шестьдесят шестой трамвай.

***

Появился еще один стих:

Той ночью я влюбился в сон

Мне приглянулось привидение

Пригнувшись под высоким потолком

Я выбежал, не глядя в отражение.

В пятницу Юра пошел к рынку и привычно сел на лавочку. Время шло, люди расходились, улица пустела. В полночь не осталось никого — только редкие пьяницы бегали по трамвайным путям и что-то кричали. Из будки вышел охранник и спросил:

— Чего тут сидишь каждый день?

— Думаю, — ответил Юра.

— Так думай в другом месте. Есть сигарета?

— Держи.

— Опасно одному.

— Думать?

— И это тоже.

Закрапал дождь. Охранник в спешке докурил, выбросил бычок и ушел в будку. Потом высунулся и сказал:

— Заходи, чего мокнешь.

Юра забежал внутрь, наследив у порога. Сквозь окошко было видно, как по дороге бежит хромая собака.

— Садись, — сказал охранник, шлепнув по раскладному стулу.

Юра сел и представился:

— Юра.

— Максим, — ответил Максим, выключая свет. — Чем занимаешься?

— Сейчас ничем.

— А на что живешь?

— Сам не знаю.

— Ну ты персонаж, — он поднял крышку DVD и указал на маленький экран. — Как Голум. Чего случилось-то у тебя? Такой хмурый.

С перепугу Юра рассказал все, кроме случая с зеркалом. Рассказывал долго, останавливаясь и подбирая слова.

— Нашел, из-за чего париться, — подытожил Максим.

Юра достал из кармана пачку сигарет и поднялся со стула. Охранник остановил его.

— Надо расслабиться, очистить голову, — он открыл шкафчик и достал оттуда бутылку с двумя прожженными отверстиями.

— Что?

— Ну… — Максим вытянул ноги и вытащил из джинсов целлофановый пакетик. — М?

— Нет.

— Тебе бы передохнуть, Юрий. Посмотреть на все со стороны. Дать мыслям выстроиться в правильном порядке. Присядь-присядь, — он достал фольгу, надел ее на горлышко, сделал зубочисткой пару отверстий и насыпал туда содержимое пакетика. — Зачем ждать, когда девушка явится? Встреться с ней сейчас. Ожидание — самое ужасное чувство, согласен? Пойдем на улицу.

Они вышли. Максим покурил сам, а потом передал бутылку Юре. Тот вдохнул кислый дым. Закашлял. Потом вдохнул еще три раза.

— Я хочу пить, — сказал он.

— Я тоже.

Они зашли обратно, сели.

— У тебя покраснели глаза, — заметил Юра.

Максим засмеялся, подставив кулак ко рту. Юра расслабил лицо и стал смотреть в угол, тяжело моргая. В окошко постучали. Он вздрогнул. За стеклом стояла девушка. Волосы собраны в хвост. Он протянул руку.

— Что? Воды? — спросил Максим.

— Она.

— Кто?

— Она…

Максим стал раскачиваться на стуле, заливаясь смехом. Юра с трудом повернул голову, удивленно посмотрел на него, а потом засмеялся сам.

***

Девушка с волосами, собранными в хвост, появлялась несколько раз в неделю: приходила с работы и кричала: «Я дома!»; писала что-то в блокнот, сидя за столом; звала ужинать; пыталась включить стиральную машинку, постоянно попадая мимо кнопок; протирала зеркало, не отражаясь в нем. Но потом растворялась, таяла в воздухе, и Юра ужинал один, сам стирал вещи, и сам отражался в зеркале.

Через месяц девушка стала пропадать, и ее редкие приходы вновь стали чудом. Юра много ел и пил, оттого набрал вес и отек. Он все чаще наведывался к Максиму — тот показывал ему разные способы курения. Юра уходил домой, пробовал их, а потом приходил обратно и жаловался. В итоге Максим сказал, что пора пробовать другие варианты, иначе велик шанс сойти с ума от одиночества. Юра недолго сомневался, бессмысленно отнекивался. Под грохот шестьдесят шестого трамвая он попробовал героин. Девушка пришла тут же. Ворвалась в будку, упала на колени и начала клясться, что останется с ним навсегда. Юра хотел избить ее резиновым жгутом, но в итоге милосердно простил. Да и сил у него не было.

Следующей ночью он лежал дома голым. Девушка вышла из душа, обмотавшись влажным полотенцем, и легла рядом. На шее были бусы.

— Как ты? — спросила она.

— Отлично, — еле выговорил Юра.

Девушка села на него сверху, застонала и выгнулась. Юра лежал, не шевелясь, и тихонько улыбался. Потом задрожал, напряг ноги. Девушка распустила волосы, наклонилась к нему, и подарила первый поцелуй. Рты их были пересохшими.

Так продолжалось долго — Юра заметно похудел, болезненно выглядел и почти не выходил из дома. Девушка зачастила к нему. Максим присылал странных людей, которые приносили дозу и забирали пыльные предметы из квартиры.

Юра почти не трезвел. Девушка с волосами, собранными в хвост, с каждым днем становилась все красивее, и вскоре захватила каждую его мысль. Она развлекала любимого, как могла — ползала по потолку, летала по комнате в позе йога, жонглировала бусинами, читала стихи задом-наперед.

А потом люди Максима перестали приходить, и девушка исчезла вместе с ними. В гневе Юра кричал на зеркала, орал стихи с балкона и шлепал жгутом, как ремнем, готовясь встретить неверную. Ему становилось хуже — он стал тревожным, постоянно потел, вытирал слезящееся глаза. Потом началась тошнота. Заболели мышцы и кости.

Он смог выйти из дома только через две недели. Шел с трудом. По голове словно били молотками, и подкашивались ноги. В будке сидел другой охранник — он сказал, что Максима уже четыре дня, как похоронили. Юра спросил без стеснения, не оставил ли тот чего-нибудь.

— А как вас зовут?

— Юрий.

Охранник протянул записку и закрыл окошко.

«Детская площадка у твоего дома, зеленая лавочка, под задней правой ножкой. Для тебя» — было написано там.

***

Он бежал, забыв обо всем. Под лавочкой действительно оказался пакетик — Юра поднялся домой и принял его содержимое, не раздеваясь.

Настроение стало сказочным. Боль прошла, голова прояснилась. За сотни километров от квартиры послышались торопливые шаги. Юра понял, что жизнь, в сухом остатке, прекрасна и без девушки с волосами, собранными в хвост. Да! Он начнет новую жизнь. Выйдет из дома и будет гулять по городу, а потом отдыхать на лавочках и смотреть на яркую луну. Мир заждался его — не мудрено, что мир мог вообще остановиться.

Юра стал сочинять стих — как ему казалось, непомерно большой и мудреный. Строчки приходили сами, будто падая с неба, и сразу запоминались. Он прокашлялся и начал, улыбаясь:

Мой позвоночник — как пути трамвайные

Дороги полуночнику явились не случайно —

Я так кричал отчаянно, что позабыл, откуда я

И где кончаюсь

Но все же каюсь — полюбил нечаянно

Я пережил тебя, и я прощаюсь

Пути трамвайные, цветами зарастая,

Напоминают нас, не разветвляясь.

Он отдышался и пискнул от радости. Девушка с волосами, собранными в хвост, стояла в углу.

— Здравствуй, — тихо сказала она.