Снова указывая на меня головой, брат хохочет.
— Смотри, сейчас молчит. Это гитара на нее так действует. Как дудка на змею.
— А сама играешь?
Я не смотрю на него, несколько смущаясь от его пристального взгляда, и как обычно бурчу, хмурясь:
— Нет. Куда мне, до такого мастерства.
Артем искренне смеется.
— Если он играет мастерски, то я — вообще Бог. Дай-ка.

Женя приподнимает бровь. Зря ты, мальчик, посягнул на его самолюбие. Очень зря.
— Ну на, покажи, на что ты способен, Бог пафоса.
Я сдавленно хихикаю, маскируя это под кашель.
Он ухмыляется и берет гитару в руки. Сначала перебирает струны, затем смотрит на меня, долго и задумчиво. Я невольно улыбаюсь и прищуриваю один глаз. Ну давай, покори мое сердце. Второй раз.

И он начинает.

— Пой же, пой на проклятой гитаре,
Мой последний, единственный друг.
Захлебнуться бы в этом угаре.
Пальцы пляшут твои в полукруг.

Я выпрямляюсь, но выражения лица не меняю. Должна отметить, начало впечатляющее. Мало того, что музыка сама по себе приятна для ушей, так и голос парня… как мед. Знаете, хриплый такой, терпкий и теплый.

— Я не знал, что любовь зараза.
Я не знал, что любовь чума.
Подошла и прищуренным глазом
Хулигана свела с ума. (1)

(1) — стихи Есенина, наложенные на музыку(если что, слушать в исполнении Кукрыниксов, или как там их), здесь и далее примечания автора.

Я закатываю глаза и отворачиваюсь. А он смеется и три раза проводит рукой по струнам, заканчивая песню. Женя ошеломленно кивает и хлопает в ладоши.
— Круто.