Загрязненный воздух улицы наполнил мои легкие, глаза ослепило вышедшее из-за туч солнце. Впервые, за столь долгий перерыв я вышел из дома. Неизвестно сколько времени прошло, неизвестно в какой же момент у меня появилась борода, неизвестно, когда все стало таким хорошим. Все, что я делал последнее время это писал, писал все, что думал, что видел и что помнил. Образы, места, даты, строки песен и все это выливалось в какую-то сумасшедшую работу, бредни отшельника и не больше. Наконец, закончив ее я вышел из дому и все то, что казалось мне страшным и злым, под светом солнца оказалось таким привычным, все стало таким… нормальным. Не знаю, что нашло на меня или на мое сознание, но весь этот район с его серыми многоэтажками стал цвести. Люди, снующие на улице, стали обретать совсем ровные очертания. Казалось бы, что сами люди перестали быть такими грубыми. Казалось бы, что это все было чудной сказкой. Все, что меня беспокоило – это лишь механический стук клавиш пишущей машинки, надолго оставшийся в моей голове. 

Обросший, печальный с глазами потерянного старца я вошел в магазин и стал жадно пожирать глазами прилавки, цветные вывески, людей, снующих туда-сюда. Эта картина была почти идеальна, именно та жизнь, к которой всегда шел, именно та жизнь, которая называется нормальной. Нормальной! На этом моменте на глазах навернулись слезы. Я не могу себе объяснить, что именно произошло со всем этим миром, со мной в частности. Мой мозг не смог вспомнить, когда же в последний раз заходила Клавдия Николаевна и когда же последний раз курил. Поймав себя на этих мыслях, словно пуля, я влетел в свою квартиру. Задыхаясь, с красными, от усталости, глазами мое бренное тело ворвалось в ту самую квартиру, где последние годы выживал некий человек. Некий Андрей.