– Хену, куда ты? Твои частые отлучки неизвестно куда до добра не доведут… – запричитал мужчина, разменявший уже шестой десяток. Он, не выпуская мальчишеской гривы, тяжело опустился на земляную постель, выстланную листьями речного тростника. – С кем ты связался? С грабителями могил, ворами?

– Не волнуйся за меня, дедушка. Просто… – подросток сморщился от боли и, почти согнувшись пополам, процедил сквозь зубы: – Она такая красивая…

– Тебе понравилась девочка, и я об этом не знаю? – нахмурился старик, еще сильнее сжимая пальцы в волосах внука. – Кто она?

– Я с ней не знаком, – соврал Хену, желая поскорее закончить этот допрос с пристрастием, – я вижу ее только издалека, а подойти боюсь…

– Молодость… Любовь… Ох, мой мальчик, тебе уже пятнадцать. Будь я хоть немного побогаче, нашел бы для тебя красивую невесту с хорошим приданым. Жаль, но тебе придется самому устраивать свою жизнь… Я уже стар, слишком стар. Ты же знаешь, как бы я усердно не работал, они не заплатят больше, даже чашки зерна из жалости не дадут, – старик разжал пальцы, отпуская подростка.

Едва заметная слеза скользнула по заросшей, изрезанной морщинами щеке, оставляя тонкий след, который был стерт иссохшей ладонью, но это не осталось без внимания Хену.

– Не надо, дедушка… – мальчик обвил шею деда худыми руками, успокаивая и усыпляя бдительность деда. – Амон все видит. Он не оставит нас. Я буду молить Хаппи и Мут о большом урожае на нашей делянке, стану работать там каждый день с восхода до заката. И у нас будет все хорошо. А еще… Я пойду во время разлива подмастерьем к лодочнику… У нас будет хорошая еда и праздничная одежда! Отпусти сейчас, дедушка…